Разносчик пиццы

– Хорошо рисуешь, быстро. И лица знакомые, – она близоруко сощурилась, но потом махнула рукой, – все равно не видать, а очки лень искать. Ты бы мне хоть рассказала, как там все было?

– Где? – непонимающе моргнула Александра.

– Ну… там… – Полина зябко поежилась, – ну, у Мары…

– А, – кивнула Александра. – Да я ничего толком и рассмотреть не смогла – сразу сознание потеряла.

– Да ты шо! – Полина прикрыла рот рукой в испуге. – Так страшно было?

– Ага. Я не ожидала, что на меня так подействует, вроде бы не маленькая уже. Но вид крови… запах…

Александра, вспомнив все, судорожно сглотнула.

– На, попей водички, – придвинула ей стакан с минералкой Полина. – И что ее, правда ножом?

– А вы откуда знаете?

– Так земля слухами полнится. Вы еще там были, а сюда уже слухи приползли. Думаешь, чего толпа-то сразу вокруг вас собралась?!

– Понятно. Да, у нее ранение в живот. Жуткое совершенно, не ожидала, что мне так трудно будет на это смотреть. Только увидала, сразу дурнота подступила, и я бух – в обморок.

Она закончила рисовать и подняла салфетку на уровень глаз, чтобы оценить.

– Сейчас очки все-таки найду, – пробормотала Полина, – дюже хочется на рисунок посмотреть. Я когда-то тоже рисовала, мечтала в художественное поступать. Да куда там! Вышла замуж, и вся моя наука закончилась на том. А теперь ни мужу, ни сыну не нужна – выгнали меня из дому.

Полина продолжала искать по ящичкам очки, одновременно исповедуясь Александре:

– Муж у меня красивый, высокий, статный. Ревновал меня в молодости сильно. Ты не смотри, что я сейчас как поганка, я когда-то красивая была, на Софию Ротару похожа.

– Да, есть что-то, – кивнула Александра, всматриваясь в ее черты.

– Уже не то. Высохла красота. Да и как ей не пропасть, когда никому я стала не нужна? Женщина когда красива? Когда знает, что любима. А я на себе уже давно крест поставила – ну, не нужна и не нужна. Вон даже зубы лень пойти вставить – выпали, а я так и хожу беззубой старухой. Знаешь, раньше сильно душа болела и обида была. А сейчас уже остыла. Пусть живут как хотят. Осталась у меня одна давняя подруга. Я к ней как раз и ездила в гости с ночевкой. Так что идти мне некуда. Если Артур Сергеевич не выгонит, так и буду здесь век доживать.

Она наконец нашла очки, водрузила их на нос и взяла в руки рисунок Александры.

– Так это ж Лада, а это – вроде бы Домна, – всмотревшись, сказала она.

– Кто?

– А ты их не знаешь, что ли? Лада – мать Мары, а Домна – ее тетя.

– К-как это? – Александра начала заикаться от волнения. – Вы не ошибаетесь, Полина? Они же вроде бы того, покойные уже.

– Ты что, нарисовала, и сама не знаешь – кого? Не живые они уж, да. Только молодые они на рисунке, я как-то фотографию старую видела, Лада мне показывала, точно они в молодости.

– Странно, – пробормотала Александра. – А что там за случай с помешательством брата был? Мне Мара рассказывала.

Полина вздохнула.

– Темная история. У них почти двенадцать лет разницы в возрасте, то есть он младше сестры. Вроде бы как комиссовали его из армии из-за травмы, а потом какие-то странности у него появляться стали. Правда, никто не видел, но Мара рассказывала. А потом одной дождливой ночью что-то у них там произошло. И когда Мара домой вернулась, застала мать и тетку мертвыми, а брата в невменяемом состоянии. Так он и сидит в психушке до сих пор.

– Уже не сидит, – сказала Александра. – Я краем уха слышала разговор: сбежал он.

– Свят, свят, – Полина набожно перекрестилась. – Никак он сестру-то порешил?

– Не знаю. Если честно, я уже совсем запуталась. Как только у меня мысль какая появляется, так обязательно новые факты ее опровергают. Вот сейчас нарисовала женщин, будучи уверена, что они убийцы, а оказалось, что они сами давно уже мертвы. Ладно, пойду я, по саду пройдусь.

Она налила себе еще одну чашку кофе и вышла в сад. Остановившись, сделала маленький глоток и поморщилась. Кофе был еще слишком горячим, и рот сразу наполнился гущей.

– Тьфу, – тихо пробормотала она. – Знала же, что надо подождать.

Александра росла младшим заласканным ребенком и никогда ни в чем не знала отказа. Брат ее давно жил в Америке и регулярно ее к себе звал, но она всячески этому сопротивлялась.

– Я не могу, Витюша, – каждый раз отвечала она. – Мне там скучно будет.

Но брат не отставал. Последний раз он приезжал в Москву прошлым летом и звал ее на Рождество. Но она так и не собралась.

Конечно, она его понимала. Отношения с женщинами у него не складывались, и он перестал даже вступать в серьезные отношения. Просто проводил иногда время с подругами.

Вот Александра считал он, это другое. Александра – это семья. И она не возражала: очень любила Виктора, но жить в Америке не могла. Один раз, поддавшись на его уговоры, она даже решилась и поехала туда, но через две недели прилетела обратно.

– Детей хотя бы мне оставь! – упрашивал ее брат. – Будешь по выходным прилетать.

– Знаешь что, Витька, роди своих, – беззлобно огрызнулась она, понимая, что этим его не пронять. – Еще не хватало собственных детей дяде отдать на воспитание. Думаешь, что говоришь?