Разношерстная... моя

Но в тот раз, после отравления Твердиславы от Яльки он отрекся впопыхах. Разъярился боле не за поступок ее безжалостный, а за неуловимость. Надо же! Известный на всю Антанию полусотник дружины Тайной управы лоханулся перед какой-то соплей… бестолковой. Упустил ее, сколь резво не бегал. Да после всё не желал признаваться даже себе: обиделся, как пацан! И погряз в зряшной своей обиде, как последний придурок. А затем и вовсе стало поздно о чем-то раздумывать да передумывать. Ялька исчезла, как не бывало. Лишь Югану с Оряной памятку оставила, писанную чужой рукой, мол, не волнуйтесь, ухожу. Искать не лезьте – не найдете. Подруга рядом смысленная да надежная – выученица самой Отрыжки. Как время придет, явлюсь. А вы живите себе поживайте, да добра наживайте. Как ни странно, Юган принял ее выбор всерьез. Бучи не устраивал и вслед не бросался. Погрустнел здорово и всего-то. Зажил своей жизнью, изредка получая подарочки, что гласили: жива, здорова, в полном порядке.

После этого ее выверта Таймир и вовсе погрузился в свои обиды по самую маковку. Принял твердое решение позабыть вредную мозглячку… И с той поры дня не пережил без мыслей о ней. Пару раз даже брался за розыск. Но дядька его окорачивал, дескать, ушла, значит, так надо было. Не лезь к девке. Коль вам и вправду суждено вместе жизнь проживать, так встретитесь. А нет, так нечего и нарываться, раз сам не горишь сердцем заиметь в жены оборотня. И себе голову не морочь, и девку с понталыку не сбивай – у ней итак мозги набекрень. Да и судьба – хуже не придумать: насквозь чужая средь чужих, да еще и семью отняли безжалостно. Словом, Таймир отступился, твердо веря, что раз и навсегда. Но душу точила и точила лютая маята. Шесть лет прошмыгнули мимо, будто крысы, спасающиеся от дрына. И вот…

На подворье Тайной управы его будто ожидали. Одна из створок ворот распахнулась почти тотчас. Багрена приняли без вопросов о том, где их сотник шлялся полночи. Таймир прямым ходом ворвался в свой закуток, куда перетащил из дому все необходимое. Вытащил из сундука два дорожных мешка и принялся их набивать, рассеянно размышляя о такой необходимости. Он бы ушел с тем, что на себе. Но очень уж не хотелось являться перед невестой босяком-бродягой. Уж она-то никак не бедствует…

– Срываешься, значит, – точно определил Хранивой, застыв на пороге его клетушки. – Все-таки подперло.

– Подперло, – чуть ли не радостно признал Таймир и высыпал на постель всю свою мошну.

Не шибко густо, да на дорогу хватит с избытком. Он, понятно, далеко не беден. Но дожидаться утра и тащиться к своему стряпчему, что вел дела и хранил казну, не хотелось до зубовного скрежета. Да и набивать полну пазуху серебра с золотом в дорогу неразумно.

– Держи, – рядом с его скромной кучкой на постель шмякнулся изрядный кошель. – Где искать-то ее знаешь?

– Не ведаю, – легкомысленно отозвался Таймир, сгребая свою мелочевку.

– Она у Свантара обретается, – преспокойно выдал Хранивой свою осведомленность.

– Точно знаешь? – задал зряшный вопрос порывистый племяш, цепляя к поясу два лишних воинских ножа.

– Свантар мне то и дело весточки шлет. Уговор у нас такой. Тока ты поимей в виду: Ялька сюда не вернется. Хлебнула девка на севере свободы в избытке. Ей теперь в нашей строгости к оборотням тесно будет. Ты нынче не к ней уходишь. Ты отсюда навсегда уходишь. По нраву ли тебе этакий заворот?

Загнав в голенище последний засапожник, Таймир выпрямился. На миг призадумался. Дело и вправду нешуточное: бросить прежнюю жизнь в угоду новой на чужой земле.

– Чужим ты там не станешь, – подслушал его мысли Хранивой, опираясь на косяк с видом скучающего бездельника. – Свантар с его людьми примут тебя душевно. Они для дитя этой их Валкары наизнанку вывернутся. Для детища богини-волчицы отказа ни в чем нету. И для ее мужа не будет. Если, конечно, тебе этого хватит, чтобы там прижиться. В их скудости да тупой хвастливой пустяковой воинственности. Хотя, тебя вечно тянуло помахать мечом по любому поводу. Знать, дожил ты до своей великой мечты.

– Хорош ворчать, – миролюбиво отмахнулся Таймир, увязывая мешок. – Ты и сам вскоре туда переберешься. Думаешь, не ведаю, как тебе тут все обрыдло? Мне Милослав не по разу на тебя жаловался. Дескать, брезгуешь ты своим Государем, как беспутой каким. Обижаешь его почем зря. А он к тебе всей душой расположен.

– Знаю, – досадливо поморщился Хранивой. – Да только обрыдло все. Устал. Покоя хочу. И внуков, – со значением выделил он.

– Так давай со мной, – подначил его Таймир.

– Не с тобой, – поправил Хранивой. – К тебе. К вам с Ялькой, но позже. Дела насущные окончу. За себя кого толкового оставлю, а там и тронусь. А ты вот что: ложись-ка вздремнуть. В ночь тебя не пущу. Нечего мужиков ото сна отрывать. А без провожатых ты на северный тракт не выйдешь. Неспокойно там нынче.

– Так я ж там почистил не так давно, – искренно удивился Таймир, неохотно берясь за пояс.

Настропалился уж вроде немедля рвануть…, но противиться воле дядьки не хотелось. Не так он воспитывался, чтобы старшему в роду мужчине по пустякам перечить.