Разношерстная... моя

Слуга по прозвищу Плеть, что находился при них неотлучно, был худ, гибок и ловок. Явно обучен воинскому ремеслу, но при всем том не имел языка, ловко объясняясь руками. Этот проигрывал со спокойствием той столешницы, по которой раскатывались кости. Он присматривал за гостями хозяина, но когда Таймир на пробу решил прогуляться, не препятствовал. Просто объяснил в два счета на пальцах, дескать, такой риск не стоит того, ради чего они сюда так долго тащились. Он и впрямь был на зависть спокоен, а глаза, по признанию Югана, имел чрезвычайно умные. Когда Греоль притащил несколько больших пергаментов с планами четырех этажей дворца, именно Плеть разъяснял, как лучше там передвигаться незаметно для окружающих. Где руками, а где и коряво накаляканными буквами немой понараскрывал столько тайн устройства дворцовых покоев, что и Греоль порой задирал в недоумении брови. Вдвоем они натаскивали гостей на предстоящее. И, казалось, ничуть не удивлялись одной нелепости: прямиком на столе у развернутых пергаментов, положив голову на передние лапы, вечно валялся их щенок. И сонно помаргивал, следя за всеми руками, что елозили по картам. Вопросов антанам харанги не задавали: ни единого, ни по какому случаю, ни о самых пустяковых вещах в их жизни. Словно эти двое гостей с их псиной родились только вчера. А сдохнут со дня на день, так на кой о них и любопытствовать?

Герцог Кàртон пришел после захода солнца. И явно, как к себе домой. Он вежливо поздоровался с подскочившими гостями. Проследил взглядом за исчезающими надсмотрщиками, устало присел за стол и какое-то время молча катал пальцем подвернувшуюся кость. Развалившаяся на столе Ялька его не удивила и не возмутила – он был осведомлен об исключительной любви восточных варваров к своей псине. Лишь покосился на пергамент, торчащий под собачьим носом, но и тут ничего не сказал о недопустимости вольного обращения с редкими картами. Барон Утериг был прав: от воина в этом невысоком сухопаром мужчине с тонким лицом и аккуратной бородкой была только очень короткая стрижка, подходящая для ношения шлема. Та часть знати Харанга, что не любила бряцать железом, предпочитала длинные волосы. Но Кàртон, видать, все же не чурался воинского дела: на его лице красовались два шрама, ничем не напоминавшие порезы бритвой. А карие глубоко посаженные глаза, высокий открытый лоб словно орали во весь голос: перед тобой умнейший человек, чуждый любых нежностей. Держи ухо востро, ибо за этой личиной приличного и, несомненно, образованного вельможи скрывается нечто крайне опасное.

Наконец, герцог что-то там додумал в своей государственной башке до конца. Он вперился взглядом в Таймира и признал:

– Ваша внешность полностью сходится с тем описанием, что я получил накануне. Но приславший его человек не пользуется моим личным доверием. В определенном смысле, мы с ним политические противники. Во всяком случае, недруги. Выяснять же, что вы за…

Он умолк, как только Таймир принялся расшнуровывать широкий воинский пояс, что таскал даже здесь прямиком поверх рубахи. А после молча наблюдал, как его вспарывают и вытягивают изнутри длинный тонкий сплющенный свиток. Послание было опутано серебряной нитью и запечатано сразу тремя печатями размером с ноготь. Внимательно осмотрев печати, герцог взрезал нити собственным тонким острейшим ножичком. И, развернув свиток, погрузился в чтение. Таймир, наконец-то, с облегчением отшвырнул надоевший пояс. Юган, развалившись в кресле с высокой спинкой и мягким седалищем, дразнил Яльку, пытаясь прищемить той хвост. Оборотенка вяло порыкивала, огрызаясь, как и всякая нормальная собака. Кàртон дочитал послание до конца, ничем не выдав его содержания. Затем поднялся и швырнул свиток в камин. Самолично пошерудил кочергой прогорающие поленья и удостоверился, что от привета из Антании остался лишь пепел. Потом вернулся за стол, еще раз внимательно осмотрел гостей и слегка насмешливо изрек:

– Признаться, я всегда отдавал должное уму нашей юной принцессы. И хотя мне, когда ее увозили, было всего семнадцать, мой отец убедил меня, что она многого добьется. Но даже он не мог предположить, что потомок династии королей Харанга умудрится стать дочерью другого народа. Сажи мне, Бран, она действительно превратилась в истинную антанку?

– У меня нет собственного мнения на этот счет, – невозмутимо ответил Таймир. – Я не вхожу в ближний круг правительницы. И могу полагаться лишь на мнение того, кто туда вхож. А этому мнению можно доверять.

Герцог покосился на Югана, и тот кивнул, насмешливо ответив взглядом на взгляд.

– Этот человек и сам удивлен тому, как Твердислава вошла в жизнь Антании, – продолжил Таймир, словно не замечая их переглядок. – Он считает это поразительным. За годы вдовства наша правительница сделала все, чтобы Антания процветала.

– Ничем не брезговала во имя народа, – не удержался от подковырки Юган. – И народ вполне ею доволен.

Таймир, поначалу внутренне дернувшись от его нахальства, вдруг и сам ощутил некую чуждую ему прежде бесшабашность: