Я в этой части города почти не бываю, да и что тут делать – это уже самая окраина и не город вовсе, а деревня, примыкающая к нему. Тут у многих были огороды и сараи, чтобы грабли-лопаты держать. Но стояло и несколько жилых домов, еще со времен войны. Вот среди них и прятался дом Старцева. Наверное, раньше он считался неплохим, но сейчас от него мало что осталось – забор и тот почти повалился. Не знаю, кто тут теперь жил, но дом точно не пустовал: на веревках сушилось белье, в окнах трепыхался сероватый тюль. Я попробовала представить, как Старцев уходил отсюда на работу в школу, как бегал с сыном на речку, учил его кататься на велосипеде, как обнимал после работы жену. А потом отсюда же ходил в фашистский штаб переводить фашистские призывы. Никак у меня в воображении эти картинки не вязались друг с другом.
Мы обошли дом. Там, где раньше, наверное, был огород, теперь все заросло высокой травой; только узенькая дорожка была вытоптана от дома к деревянному туалету, дверь которого кое-как висела на одной петле.
– Наверное, старуха какая-то живет, – сказал Гришка. – У моего деда дом тут рядом, он говорит, в этой дыре одни старики остались, которые и за порог-то не выходят.
– Смотрите! – крикнула вдруг Танечка. Она сидела на корточках у крыльца и прижимала что-то к груди. Мы подошли поближе и увидели трехцветную кошку с котятами. Один за другим они вылезали из подвала на весеннее солнышко.
– Какие хорошенькие, – Соня тоже схватила котенка.
– Смотрите не затискайте, – поморщился Виталик.
А Гришка лег на живот и что-то высматривал под домом.
– Стаська, у тебя фонарик есть?
– Был где-то. – Я пошарила в кармане и вытащила ключи с фонариком на брелоке.
– А подвал-то приличный, – после паузы заявил Гришка, – прям жить можно. Там у них и диван, и ковер на полу.
Я тоже пристроилась рядом с Гришкой и заглянула в узкую щель под домом. Да, хорошая жилая комната, даже не скажешь, что сверху такая развалюха времен войны. Интересно, при Старцеве она тоже была?
– Дома сейчас, по ходу, нет никого, – сказал Даня, – на двери замок.
– А пошли к деду заскочим? Он тут через дорогу и точно дома. Может, он знает, кто тут теперь живет. Только вы, это… не обращайте внимания, он может быть не совсем трезвым.
Честно говоря, мне не очень хотелось идти к Гришкиному деду, но отказываться было неудобно.
Грунтовая дорога шла вдоль реки и повторяла ее контуры. Как раз напротив дома Старцева река делала крутой поворот, и дорога резко изгибалась вслед за ней. За поворотом через два дома дорога расходилась на две, будто раскидывала в стороны узкие руки: одна удалялась в центр города и одевалась для приличия в асфальт, а вторая терялась где-то в полях. Мы перешли одно из ответвлений дороги и оказались перед низкой калиткой. Гришка перегнулся через нее и повернул изнутри щеколду.
– Велком! – Гришка прошел вперед и придержал дверь.
– Гриш, ты, что ль? – послышался из дома пьяный голос. – Принес чего от мамани?
Мы топтались на крыльце, не очень понимая, что тут делаем, а Гришка просочился в дом, только бросил нам:
– Тут ждите.
Через пять минут Гришка высунулся из окна и махнул нам: заходите, мол. Он провел нас в дальнюю комнату и остановился перед лестницей на чердак.
– Давайте по одному. Не бойтесь, дед получил от мамы выпивку, больше ему ничего не надо.
Я, Виталик, Танечка, близнецы – все поднялись по перекладинам лестницы и оказались на темном чердаке, который очень давно никто не убирал: с потолка лохмотьями свисала паутина, на пол было неприятно наступать из-за липкой грязи и скомканной туалетной бумаги по углам. Вдоль стены стоял рядок пустых бутылок из-под водки. Противно пахло затхлостью. Мы сбились в кучку на свободном от грязи пятачке, а Виталик вообще зажал нос двумя пальцами и брезгливо вертел головой:
– Чего мы тут забыли?
– Да я деда спросил про дом Старцева, он сказал, что жильцов не знает и что дома на этой улице все одинаковые, только вот подвалов ни в одном доме нет, кроме того самого. Тогда я про прадеда спросил, осталось ли чего из вещей. Он говорит, чтоб на чердаке глянул. Тут коробка какая-то должна быть, куда он все вещи запихал.
– А можно я тут ничего трогать не буду? – захныкала Танечка и отступила поближе к Виталику.
Мне, по правде сказать, тоже не хотелось шарить по старым коробкам, но надо же показать, что я не какая-то там неженка.
– Где искать?
– Вон тот угол, за бутылками, там старое барахло складывали.
Близнецы тоже присоединились.
– Вода в колодце есть, я посмотрела, отмоемся, – сказала Соня.
В коробку сваливали, похоже, весь мусор: консервные банки, старые носки, рамки от фотографий. И вот из-под всего этого Даня вытянул замусоленный конверт.
Я сунула в него руку и нащупала сложенные бумажки.
– Бойцова опять на что-то ценное наткнулась? – хмыкнул Виталик.
Я аккуратно разогнула серые от времени и грязи листки, но ничего не могла на них разобрать. Писали карандашом, мелким непонятным почерком.
– Только отдельные слова понимаю: «буханка», «оружие», вот это вот точно «Тихая Сосна». А еще цифры сверху стоят: 14.10.42. Похоже на дневник твоего прадеда, Гриш.