Разновидности зла

В мусульманском мире есть одна особенность, которая делает его достаточно уязвимым и неспособным вести длительную тайную войну. Если в англо-саксонском мире простор для заговоров велик, многие короли и оказывались на плахе и восходили на трон в результате заговоров, то мусульманский мир во многом открыт. Образцом для подражаний является Пророк Мухаммед (Салаху алейхи уассалам), который вел открытую войну и одерживал в ней победы. На Востоке ценится сила конкретного лидера, его способности как мужчины и воина, а не дело, за которое он выступает, — на Востоке всегда идут за конкретным человеком, а не за идеологией. Потому на Востоке лидер должен хотя бы тайно, но показываться среди своих, играть со своим врагом, бросать ему вызов, иначе рано или поздно к нему потеряют уважение[70]. Лидер не должен бояться смерти — это очень важно, тем самым он подтверждает изложенную в Коране максиму: «Никоим образом не считай павшими тех, кто пал на пути Джихада. Нет, они живы». Павшие тоже играли на пользу общему делу. Взорванные, расстрелянные, повешенные, они продолжали сражаться и звать к джихаду с экранов мобильных телефонов и наладонников, по переписанным проповедям и фетвам…

Мечеть Мохаббат-Хан была одним из великолепных памятников исламской архитектуры индостанского субконтинента. Неспособные нормально наладить собственный быт, темные, гадящие прямо на улице мусульмане индостанского субконтинента долгими годами строили, отделывали, украшали искусной резьбой мечети и медресе. Словно здесь, в пятницу, в общении с Аллахом они могли насладиться прекрасным: прихотливой вязью стен, сложным рисунком изразцов, причудливо гуляющим под куполом мечети эхом. Здесь все были равны, и все были едины. И тот, кто приезжал сюда на собственном «Даймлер Бенце», и тот, кто не знал, чем завтра накормит собственных детей, — здесь все были рабами Аллаха. И все обращались к нему с одним…

Люди начали стекаться к мечети еще потемну. Встречались, радовались друг другу, занимали лучшие места. С восходом солнца с минарета пополз, растекаясь по городу, азан, сменяясь следующей за ним икамой — и правоверные встали на намаз…

Аллаху акбару, Аллаху акбару,

Аллаху акбару, Аллаху акбару

Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху,

Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху

Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи,

Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи,

Хаййя алас-саляти, Хаййя алас-саляти

Хаййя алаль-фаляхи, Хаййя алаль-фаляхи

Кад камат ас-саляту, Кад камат ас-саляту

Аллаху акбару, Аллаху акбару.

Ля иляха илля-л-Лаху.

Джихад хорош тем, что тот, кто встал на джихад во имя Аллаха, тот может не совершать никаких других ибадатов, ибо джихад является лучшим среди ибадатов, и его более чем достаточно для того, чтобы попасть в рай. Сказано, что муджахеддин будет вознагражден даже за шаги его лошади и попадет в положенный ему рай, даже если умрет не от пули неверных, а от болезни или упав с коня и свернув шею. Это позволило людям, собравшимся в одном из внутренних помещений мечети, не стоять вместе со всеми на намазе, воздавая должное Аллаху и посланнику его, а обсуждать вещи, которые никак нельзя было назвать праведными…

— Наши друзья передали нам спутниковые снимки целей в Ташкенте, — сказал один из присутствовавших на совещании, пожилой человек с блестящими, как у наркомана, глазами, — русисты должны помнить, что все это не их земля, это земля Маверраннахр[71], исламского государства, в котором живут по законам шариата и не боятся никого, кроме Аллаха. Мы должны напомнить русистам о том, что такое смерть.

Снимки пошли по рукам.

— Это аэродром, — сказал один из боевиков, — там должны быть емкости с топливом. Для самолетов нужно топливо. Надо их взорвать…

— Иншалла взорвем… — сказал второй боевик…

— Братья… — сказал третий боевик, самый молодой из всех, — зачем нападать на воинские части русистов, ведь там много охраны. Я знаю, что русисты отдают детей в школы вместо медресе. Там их учат хараму, а не шариату Аллаха! Надо взорвать одну или две школы, вот тогда русисты поймут, что такое смерть…

— Я против… — сказал четвертый, — ты неправильно говоришь, брат Хамза. Мы должны вести джихад против неверных, а не против их детей. Это харам, а хараму нет места в джихаде. Если мы сделаем такое, местные мусульмане, сейчас погрязшие в куфре и ширке, возмутятся против нас, а не против русистов, держащих их в неверии и рассеянии. И тогда мы никогда не построим Иттихад Аллах[72] на землях русистов.

— Ты слишком много учился, брат Али, потому так говоришь, — ответил Хамза, — шариат разрешает убивать всех, кто не верит в Аллаха. Эти дети вырастут и станут неверными и будут убивать нас. Не лучше ли убить их, пока они не могут убивать нас?