Разные годы жизни

А чудесная девочка помимо языковых экспериментов занималась еще и тщательным изучением своих подопечных. Рядовые бойцы, пусть пригожие, молодые и не очень серьезно раненные, во всяком случае те из них, кому будущее не сулило инвалидности, ее не интересовали. Она прекрасно помнила, как мать всю жизнь бедствовала, живя на зарплату отца-трамвайщика; для себя она такой жизни не хотела. Война казалась бесконечной, дороговизна достигала фантастических размеров, за гроши, что получала санитарка, немыслимо было купить такую одежду и обувь, каких требовала красота девятнадцатилетней девушки. Выручить Карину могло только выгодное замужество: муж-офицер высылал бы ей с фронта свой денежный аттестат, давал бы возможность пользоваться и другими привилегиями. Конечно, самое лучшее — найти какого-нибудь интенданта, чьей жизни во втором эшелоне не угрожала бы опасность: обеспечивая всяким добром войска, он не забывал бы и о своей жене.

К сожалению, деятелей фронтового тыла среди раненых не отыскалось. В палате лежали, прыгали на костылях или ковыляли, придерживаясь за стены, те, кто уже однажды, а то и дважды и трижды побывали в самом пекле. К ним принадлежал и командир батальона Петер, тридцатилетний капитан, у которого в спине и ногах оставалось множество мелких осколков. Карине он показался легкой добычей, но уже при первой «разведке» она наткнулась на упорное сопротивление: Петер слыл убежденным холостяком. Карина отступила, но лишь на время. От кого-то она унаследовала умение неплохо разбираться в психологии людей, но вряд ли от отца, никогда не уделявшего внимания настроениям его ближних. Карина принялась следить за тончайшими оттенками в поведении капитана. Пусть наивные взгляды и болтовня на него не подействовали. Не произведет ли впечатление забота и самоотверженность? На таких, как он, много испытавших и переживших, можно повлиять, скажем, при помощи умеренного героизма, ну, например, сдать сотню-другую кубиков крови, чтобы назавтра появиться в палате с заметно побледневшим лицом и синими тенями под глазами. А если кто-нибудь начнет жалеть ее, отмахнуться: «Стоит ли говорить... Вы больше крови пролили!»

Тем военным летом маленькая санитарка Карина еще не знала, что такое тактика и стратегия. Но психологические способности и интуиция, этот дар небес для женщины, не подвели ее. Позже, после войны, она, став женой офицера, жила с мужем в военных городках, и тогда нередко стала слышать о тактике и стратегии. Но Карина не собиралась постигать военную науку. Там, в госпитале, она стихийно приняла на вооружение такое без промаха действующее оружие, как чисто внешние, показные — ну и что с того, попробуй разберись! — самоотверженность и заботливость.

Она прожила с Петером двадцать пять лет. Он оказался настоящим спартанцем, вещи его не интересовали, к своей военной карьере он относился равнодушно. Карина разрывалась между необходимостью постоянно укреплять репутацию женщины, всегда готовой помочь соседям, бесконечно заботливой к мужу, и стремлением урвать кое-что для себя, захапать присмотренное при набегах на магазины. Учиться дальше она не захотела, специальности не приобрела. В кругу друзей ее считали медсестрой, оставившей здоровье во фронтовых госпиталях. Правда, при Петере она о болезнях не заговаривала: он-то знал, что здоровью ее ничто не грозит, временами он словно видел ее насквозь и гримасой встречал ее замечания и суждения или же отворачивался, когда она намеренно близко, задевая его телом, проходила мимо. Его проницательный взгляд пугал Карину, однако главным для нее было преодолеть страх за будущее, копить ценности, нравилось это мужу или нет. Вот чего ей не удалось, так это уговорить его купить машину... Неожиданно никогда не жаловавшийся на усталость или боль Петер свалился в сердечном приступе. Пару лет он получал пенсию. Потом случился второй инфаркт. И Карина поняла: мужа надо спасать, иначе с накопленным добром придется исподволь расстаться. Еще больше страшило одиночество: вряд ли удастся в ее возрасте заполучить нового мужа.

Чтобы спасти Петера, она стала добиваться консультации у профессора Вардауниса. Не сумев прорваться к нему в клинике, Карина поехала на дом и обильными слезами так разжалобила его жену Мальвину, что профессору было приказано немедленно садиться в машину и ехать осмотреть больного.

«Жигуленок» был только что куплен, блестел и сверкал как игрушка, и расплывшаяся, увядшая Мальвина, совсем не заботившаяся о своей внешности, даже за руль севшая в стоптанных туфлях, совершенно не годилась на роль хозяйки такой прекрасной вещи.

Петер умер. Профессор, известный как человек гуманный и деликатный, чувствовал себя в чем-то виноватым и ходил подавленный.

— Вы могли бы его спасти... — сказала Карина, хотя она-то знала, что у Петера, со всеми его ранениями, не было иного шанса выжить, как только чудо, а чудеса и в медицине происходят не часто.