Разные годы

— Здесь есть даже ассоциация публичных домов, — ответил он. — Вы можете побывать у президента этой ассоциации. Он считается одним из самых влиятельных и почтенных людей в Киото.

26 октября

У большого дома с яркими огнями нас встретил автомобиль Эмпи. Американский солдат, проверив пропуск у приехавшего с нами офицера, пропустил всех в дом.

В вестибюле к нам вышел маленький, юркий японец и пригласил в кабинет президента ассоциации чайных домиков.

Тучный высокий господин с гладко выбритым лицом, в манишке и в черном галстуке, с полным безразличием протянул всем руку.

Он не нуждался в популярности, и наш приезд его не радовал. На его большом письменном столе лежали какие-то бумаги, напечатанные на пишущей машинке, в стороне — две стопки книг, деловой календарь с пометками о предстоящих встречах или о каких-то сделках, пачка утренних газет, два телефона и, наконец, маленький письменный прибор, отделанный в японском стиле.

На стене кабинета — большая картина «Женщина в цветущем саду». Мы оглядываемся вокруг и никак не можем примириться с тем, что этот идиллический деловой кабинет с секретарями, телефонами и календарями — не «офис» какой-нибудь крупной текстильной фирмы и не резиденция губернатора, а главный центр в Киото, где люди занимаются торговлей девушками.

«Президент» вынул из кармана свою визитную карточку и передал ее мне. Я прочитал: «Мацумура». Мы расположились в креслах и приступили к деловому, весьма мирному и спокойному обсуждению проблемы, которая волнует, или, вернее, должна волновать современную Японию.

— Сколько домов объединяет эта ассоциация? — спросил я.

Мацумура заглянул в свою маленькую кожаную книжечку, которую держал в руке, и ответил:

— Сто девяносто домов.

Он умолк, ожидая дальнейших вопросов. Я понял, что он не любит распространяться о делах, которыми занят вот уже почти четверть века.

Я попросил Мацумура рассказать, как молодые японские девушки становятся гейшами. Он откинулся в своем глубоком кресле и начал вспоминать, полузакрыв глаза, изредка заглядывая в свою книжечку или отвлекаясь на мгновение, чтобы ответить на телефонный звонок или вопрос входивших к нему секретарей.

Мацумура нарисовал почти библейскую картину, — любая девушка Японии, послушав его, могла бы заплакать от умиления и восторга. Судя по рассказу Мацумура, гейши в Японии появляются так.

В какой-нибудь семье, где есть одаренный отец или способная мать, рождается ребенок с красивыми чертами лица, со склонностью к пению и танцам. Если отец этой девочки человек дальновидный и культурный, он должен дать возможность своей дочери с пятилетнего возраста вступить на путь гейши. По мнению господина Мацумура, для маленькой девочки, склонной к веселью, играм и танцам, это единственная дорога, которая может привести ее к счастью.

— Куда же нужно отдавать этого ребенка учиться? — спрашиваю я.

— Я должен вам сказать, — отвечает Мацумура, — что в Японии есть очень много школ, которые готовят гейш, но самое сложное и самое трудное гейши приобретают в семье их нового хозяина. Там они должны научиться всегда быть веселыми — оживленными, умными собеседниками, хорошими певицами и танцовщицами.

Так вот, — продолжает Мацумура, — маленьких девочек обучают «одори» — японскому танцу, «ута» — песням и игре на сямисяне — старинном японском инструменте. На это уходит не меньше четырех лет, и тогда эти девочки становятся маленькими гейшами. Их возраст колеблется от двенадцати до четырнадцати лет.

— И с этого времени они перестают принадлежать себе?

Мацумура задумывается и отвечает:

— Нет, гейша — это свободная женщина, и только изредка нам приходится платить ее родителям какую-нибудь плату, которая записывается в долг гейши.

— А для того, чтобы она могла уйти из вашего дома, что нужно?

— Прежде всего кто-то должен уплатить нам за те труды, которые мы затратили на нее.

— Короче говоря, нужно ее выкупить?

— Ну, — впервые оживился Мацумура, — вы выражаетесь слишком упрощенно. Я бы не хотел называть это выкупом, поскольку он теперь запрещается. Фактически это, быть может, и так, но я бы не стал называть это выкупом.

— Ну, а если какая-нибудь ассоциация чайных домиков в Токио захочет пригласить к себе ту или иную гейшу из ваших домов, отпустите ли вы ее?

— Возможно, отпустим, — отвечает Мацумура, — но для этого надо будет, чтобы нам заплатили за нее. То есть, вернее, не за нее, а опять-таки за труд, который мы затратили на нее. Вы меня понимаете?

— Да, конечно, я понимаю. Но все же это можно назвать покупкой.

Мацумура замолчал, как бы соображая, что ответить. Он перелистал свою записную книжечку и потом, наткнувшись на что-то, сказал:

— Как вы не понимаете, что если кто-нибудь выкупит гейшу, то хозяин, воспитавший ее, терпит большие убытки?

— Итак, — замечаю я, — можно с несомненностью установить, что еще сегодня, то есть в середине двадцатого века, в Японии можно купить девушку, продать ее на год, или на пять лет, или на всю жизнь. Это нечто вроде рынка рабынь, не так ли?