Разные годы

Тысячи людей на вечерних улицах Киото, склонив головы, провожают праздничную процессию.

У входа в кинотеатр — пестрая японская толпа. Длинная очередь тянется вдоль переулка и теряется где-то в вечерней мгле: идет новый американский фильм: «Человек, убивающий на рассвете».

Мы выходим к парку, где нас ждут «джипы». Нас просят не заходить в парк — в сущности, после десяти часов вечера это «интимные аллеи» для любовных встреч американских солдат.

Возвращаемся в гостиницу в полном безмолвии. Лейтенант Бредли уже не приглашает нас в бар. Он только спрашивает:

— Скажите, что бы вы хотели еще посмотреть, мы вам все покажем. Пусть вас не смущает запрет. Я хотел бы, чтобы вы забыли наши недоразумения в Нагасаки.

Лейтенант Скуби уже не отчеканивает, как всегда: «Господа, вы не можете там идти». Нет, он предлагает свои услуги. Может быть, нас заинтересует город Кобэ? Или дом какого-нибудь труженика-японца? На крыше гостиницы, в американском баре, за кружкой пива он признается, что хочет покинуть Японию. Да, да, он, лейтенант Скуби, предпочитает жить в своем родном Питсбурге. Во время войны он был летчиком. Потом его перевели в Джиту, так как он знает русский язык. Но отец Скуби, который живет в Питсбурге, еще не знает, что его сын — офицер Джиту. Скуби хочет вернуться домой с сознанием выполненного долга перед американским народом. Но теперь в Японии он живет как автомат. Он не задумывался над тем, что происходит в Токио или Киото, Осака или Нагасаки. Он почти не интересовался жизнью японского народа. Только во время этой поездки он впервые ощутил, что та Япония, против которой он боролся, еще живет, и он, лейтенант Скуби, помогает ей вновь укрепиться. Он маленький человек, но не может не понимать, что когда-нибудь и его упрекнет в этом американский народ.

— За соседним столиком прислушиваются, — замечает лейтенант Бредли.

— Пусть. Они могут только выслать меня в Америку. Я им поклонюсь за это и от радости буду три дня пить виски в моем Питсбурге.

— Ну хорошо. Какой бы вы хотели видеть Японию? — спрашиваем мы у лейтенанта Бредли.

Этот молодой американец — сын мастера, да и сам он после колледжа почти год был токарем на заводе вблизи Нью-Йорка. Потом учился в военной школе, но на фронте не был — два месяца назад он приехал в Японию. «Очевидно, надолго», — замечает Бредли. У него уже появились свои привычки: он курит только сигары «Антоний и Клеопатра» и пьет только холодное пиво. Он не любит виски и с презрением отзывается о «кока-кола». Он доволен, что бой-сан, обслуживающий его, все это хорошо изучил. Ему не нравится здесь, в Японии. Он не может разобраться во всем, что здесь происходит. Вернее, он еще не задумывался над этим. Какой бы он хотел видеть Японию? Право, он, лейтенант Бредли, еще слишком мало ее знает. Впрочем, кое-что он узнал во время поездки с нами.

29 октября

В саду, у маленького озера, был накрыт стол — американское виски, печенье, сухой жареный картофель, неизменная «кока-кола» и американское пиво. Подполковник Кларк предложил тост «за дружбу с Россией». Он подчеркнул, что простой американец хочет вечной дружбы с СССР.

— Я предлагаю этот тост, — сказал он, — не из дипломатической вежливости. Нет. Я солдат и говорю то, что чувствую. Те американцы, которые выступают против дружбы с Россией, по-моему, являются врагами не России, а Америки. Итак, за дружбу с Россией! — заключил он.

Американцы проводили нас на вокзал. Там мы прощаемся с лейтенантом Бредли. Он остается в Киото. С нами едет только лейтенант Скуби.

— Видите, как хорошо к вам относятся, — усмехнувшись, заметил Бредли, — теперь вас сопровождает всего один американский офицер.

— Конечно, конечно! — отвечаем мы в тон ему. — Но, может быть, вы в чем-нибудь провинились? Предоставили нам слишком широкую свободу?

— Нет, я вас понимаю, и даже вашу иронию понимаю… Мне очень обидно, что приходилось ходить за вами… Может быть, я никогда уже не буду этим заниматься. Чувствую, что мы здесь делаем что-то не то… Я буду рад, если мы встретимся с вами в Америке.

— Там разве нет Джиту? — спросил я.

— Я не знаю, но думаю, что не должно быть… Если мы хотим сохранить свободу и мир…

Мы пожимаем ему руку.

Поезд покидает Киото. Мы вновь движемся по высокой насыпи — город остается где-то внизу. Электровоз набирает скорость, и позади остаются города и деревни ночной Японии. Только изредка на шоссе появляются яркие огни автомобильных фар.

На рассвете мы приехали в Токио и расстались с лейтенантом Скуби. Нам казалось удивительным, что мы можем ехать по городу без «эскорта» из двух «джипов», можем останавливаться у киоска с газетами, на площади, у парка, даже не спрашивая у американцев.

— Ну, наконец-то одни! — произносим мы и едем на Аллею газет, в Клуб журналистов, где на пятом этаже нам предоставлен «домашний очаг» — узкая, маленькая комната с широким окном и плотной металлической сеткой, оберегающей от москитных укусов и одновременно — от свежего воздуха.

Токио — Киото — Осака — Хиросима — Нагасаки, 1946

КАК ЭТО БЫЛО