Разные люди

Сергей Николаевич проснулся как обычно раньше всех, раньше своей жены Екатерины Павловны и доченьки Лизы. На улице были еще сумерки, но Сергей Николаевич привык просыпаться рано. Эта привычка выработалась вынужденно, так как, вставая раньше, он успевал немного поработать, прежде чем идти на службу. Служил он чиновником в маленьком чине в одной канцелярии. Стоит ли говорить, что зарплаты мелкого чиновника не хватало на нормальную жизнь даже одного человека, не говоря уже о семье. Из-за постоянной нехватки денег ему приходилось постоянно подрабатывать. Подработка эта зачастую заключалась в том, чтобы переписать какие-то бумаги в одном или нескольких экземплярах. Платили очень мало, поэтому подработка эта приносила немного денег, но это лучше, чем ничего. Проснувшись, Сергей Николаевич оглядел комнату, в которой он жил со своей семьей. Комната эта была небольшой, обставлена весьма бедно. Из мебели был только стол, пара стульев, какой-то старый, полуразвалившийся шкаф, кровать и протертый диван. На шкафу сверху лежали стопками книги. Комнату семья Добровых снимала на самом верху дома, по сути, это был чердак. Жена и дочь еще спали, закутавшись в старое, местами рваное одеяло. Была поздняя осень и по ночам уже подмораживало. Начиналось самое тяжелое время года – поздняя осень и зима. Денег катастрофически не хватало, а тут еще и дополнительные расходы на дрова. Придется еще в как-то ужиматься в расходах. Поежившись от холода, Сергей Николаевич взглянул на часы и решил еще полежать минут десять, очень не хотелось вылезать из-под одеяла (под которым особо и не было тепло, но в комнате было еще холоднее). Взглянув на часы, Сергей Николаевич дал себе еще десять минут полежать. В комнате было так тихо, что было слышно дыхание жены и дочери. Минуты пролетели быстро.

«Надо вставать», – подумал Сергей Николаевич как-то даже немного злобно. Понять его можно, работа отнимала много времени от личного отдыха, не давая выспаться, тут еще этот холод. Добров даже боялся надвигающейся зимы. Зима была тяжелым испытанием для него и его семьи. Экономия на дровах, отсутствие приличной теплой одежды, да что говорить, иногда даже еды не было в доме, – все это изматывало, придавливало своей тяжестью, даже бесило тем, что, несмотря на все старания, вырваться из этой нищеты не было никакой возможности.

Встав с дивана (Сергей Николаевич спал на диване, а жена с дочерью на кровати), Добров быстрее накинул на себя холодную шинель, купленную по случаю у какого-то отставного военного, и осторожно, стараясь не шуметь, нашел и стал зажигать свечу.

«Опять забыл задернуть ширму», – злобно подумал он. Злость эта была направлена на него самого. Чтобы не мешать домочадцам, он соорудил ширму из старой скатерти, которую разместил рядом с кроватью, где спали жена и дочь. Свет от свечи мог их разбудить, а они и так были еще слишком слабы после перенесенной болезни. Тут еще этот холод.

«Надо что-то решать с дровами, так дальше нельзя, уже слишком холодно», – подумал Добров. Зажженную свечу он поставил на стол и осторожно, стараясь не шуметь, сделал несколько шагов по скрипучим доскам, чтобы задернуть ширму. Эти доски, как же они скрипят. Слава Богу, жена с дочерью не проснулись, теперь можно немного поработать, прежде чем идти на службу.

Он уселся за стол и начал писать. В этот раз заказ был небольшой, несколько листов, заплатят мало, точнее сказать, очень мало.

Так он просидел где-то минут сорок. Тут за ширмой послышалось какое-то движение, это проснулась его Катенька, как он ласково ее называл. Екатерина Павловна Доброва (в девичестве Сухова) была женщиной красивой. Она была стройна, с гордой осанкой. Кожа ее отличалась какой-то необычайной белизной и бархатистостью, словно происходила она из какого-то знатного, древнего и очень красивого рода. Глаза ее – это отдельная тема. Это были невероятно красивые, голубые, какие-то бесконечно глубокие глаза, словно частичка чистого летнего неба упала в них. Смотря в них, казалось, что утопаешь в этой голубой красоте. Волосы Екатерины Павловны были светлые, с каким-то жемчужным отливом. Признаться, люди удивлялись тому, что это ее настоящие волосы. Да, Екатерина Павловна была очень красивой женщиной. Только красота эта начала блекнуть из-за частых болезней и плохого питания. Кроме того, чтобы хоть как-то облегчить свое финансовое положение, Екатерина Павловна подрабатывала швейным делом. Надо ли говорить, что ее прекрасные тонкие пальцы были все исколоты, а местами начали появляться мозоли. Как любил эти пальцы Сергей Николаевич! Он мог подолгу гладить их, целовать, боясь нечаянно сломать (как он сам говорил), настолько они были тонкие и изящные.

– Катенька, ты проснулась? – шепотом спросил Сергей Николаевич.

– Да, Сережа, сейчас я оденусь и выйду к тебе.

– Поспала бы еще чуток, ведь только два дня как болезнь отпустила тебя.

– Мне уже намного лучше, Сережа, – сказала Екатерина Павловна, выходя из-за ширмы.