Разоблаченная Изида. Том 2. С комментариями

Пока он еще перебранивается, «всемогущий Господь появляется в виде человека» (?), после чего «Нечестивая Смерть и ее жестокие офицеры охвачены страхом». Затем они, трепеща, начинают обращаться к Христу с различной лестью и комплиментами в виде вопросов, причем каждый из них представляет собою догмат веры. Например: «И кто ты такой, настолько могучий и великий, что освобождаешь пленников, которые были в цепях первородного греха?» – спрашивает один дьявол. «Вероятно, ты тот Иисус, – покорно говорит другой, – про которого только что говорил Сатана, что своей смертью на Кресте ты получишь власть над смертью?» и так далее. Вместо ответа Царь Славы «растаптывает Смерть, схватывает Князя Ада и лишает его власти».

Затем в аду начинается суматоха, которая была изобразительно описана Гомером, Гесиодом и их переводчиком Преллером в его изложении Астрономического Геркулеса Invictus[1092], и его празднеств в Тире, Тарсусе и Сардисе. После посвящения в аттических Элевзиниях языческий бог спускается в Гадес и – «войдя в преисподнюю, он посеял такой ужас среди мертвых, что все они разбежались!»[1093]. Те же самые слова повторены в «Никодиме». Следует сцена суматохи, ужаса и сожалений. Чувствуя, что битва проиграна, Князь Ада бежит и благоразумно присоединяется к сильнейшей стороне. Тот, против кого, согласно Иуде и Петру, даже архангел Михаил «не осмелился выставлять бранных обвинений перед Господом», подвергается теперь позорному обращению со стороны своего бывшего союзника и друга Князя Ада. Бедного Сатану оскорбляют и поносят за все его преступления и черти, и святые, тогда как Князь открыто получает награду за свое предательство. Обращаясь к нему, Царь Славы говорит так:

«Вельзевул, Князь Ада! теперь Сатана, князь, отдается в твое подчинение навсегда вместо Адама и его праведных сынов, которые мои… Придите ко мне вы, все мои святые, которые были созданы по моему образу, которые были осуждены древом запретного плода, и дьяволом, и смертью. Живите теперь древом моего креста; дьявол, князь мира сего, повержен (?), и Смерть побеждена».

Затем Господь берет Адама за правую руку, Давида за левую и «поднимается из Ада в сопровождении всех святых», Еноха и Илии, и «святого разбойника»[1094].

Благочестивый автор, вероятно, по недосмотру забыл дополнить эту кавалькаду, завершив ее хвост раскаявшимся драконом Симона Пустынника и новообращенным волком святого Франциска, виляющими своими хвостами и проливающими слезы радости!

В «Кодексе назареев» Тобо является «освободителем души Адама»; он выносит ее из Оркуса (Гадеса) к месту ЖИЗНИ. Тобо – это Тоб-Адониях, один из двенадцати учеников (левитов), посланных Иехосафатом проповедовать в городах Иудеи «Книгу Закона» [2 Летопись, XVII]. В каббалистических книгах они названы «мудрецами», магами. Они привлекли с неба лучи Солнца, чтобы осветить шеол (Гадес) Оркус и таким образом показать выход из Тенебры, тьмы невежества, душе Адама, представляющей коллективно «все души человечества». Адам (Атхамас) есть Тамуз или Адонис, и Адонис есть Солнце Гелиос. В «Книге Мертвых» [VI, 231] Озирис представлен говорящим: «Я сияю как Солнце в звездном доме в праздник Солнца».

Христа называют «Солнцем Праведности», «Гелиосом Справедливости», просто поправляя древние языческие аллегории; и все же заставить их служить для такой роли не менее кощунственно со стороны людей, которые претендуют на описания подлинного эпизода земного странствия своего Бога!

«Геракл, который ушел из палат земли,
Оставив нижний дом Плутона!»[1095]

.«Пред ТОБОЮ Стигийские озера трепетали; тебя пес Орка
Боялся… Ты не боялся даже Тифона…
Привет тебе, истинный СЫН ЮПИТЕРА, СЛАВА богов умножилась!»[1096].

Более чем за четверть века до рождения Иисуса Аристофан уже написал свою бессмертную пародию на «Сошествие в Ад» Геракла[1097]. Хор «благословенных посвященных, елисейские поля, прибытие Вакха (который есть Иакхос – Иахо – и Саваоф) с Гераклом, прием их с зажженными факелами, эмблемами новой жизни и ВОСКРЕСЕНИЯ из тьмы, от смерти в вечную ЖИЗНЬ – ничто из того, что мы находим в «Евангелии от Никодима», не отсутствует в этой поэме: