Разочарованный странник

Поговаривали, что отец Арсений ни кто иной как иеромонах Павел (Троицкий), который тайно живёт где-то в Москве и общается только письменно, через одного доверенного человека. Причём духовными чадами отца Павла называли священников Николо-Кузнецкого храма: протоиерея Владимира Воробьёва, иерея Александра Салтыкова, дьякона Валентина Асмуса. И мы подозревали, что именно они-то и написали эту книгу.

На одной из прогулок с Сергеем Васильевичем по Гоголевскому бульвару я с юношеским восторгом рассказывал ему об отце Арсении, который оказывается на самом деле вроде как иеромонах Павел, который скрытно живёт в Москве на квартире у кого-то из своих духовных чад. Сергей Васильевич спокойно шёл по аллее, сложив за спиной руки, и молча улыбался в бороду. Потом, дослушав меня, он сказал:

– Москва – это самая настоящая пустыня. Здесь можно пропасть, исчезнуть так, что никто никогда тебя не сыщет; жить и молиться в своей комнате, как настоящий пустынник в келье.

И вот однажды я поинтересовался у Сергея Васильевича, к кому же он сам обращается за духовными советами и наставлениями, к какому старцу, кто его духовник? На что он ответил с улыбкой:

– Да я хожу к одному «дедушке», который сидит у себя дома и никуда не выходит.

И в мою голову закралось подозрение: а не отец ли Павел тот самый «дедушка», к которому он ходит…

В этих разговорах о старцах мне и поведали друзья-прихожане храма святителя Николая в Кузнецах о том, что в Троице-Сергиевой Лавре живут настоящие старцы архимандрит Кирилл (Павлов) и архимандрит Наум (Байбородин). А потом кто-то из недавно побывавших в Псково-Печерском монастыре рассказал нам об удивительных старцах этой обители архимандрите Иоанне (Крестьянкине) и игумене Адриане (Кирсанове). Об отце Адриане вообще говорили какие-то нереальные и умом непостижимые вещи – об «отчитке» бесноватых. Нам даже слушать это было жутко, а уж тем более быть там и видеть это своими глазами. И мы с восторгом смотрели на рассказчика, как на героя.

И вот я решил поехать в Лавру к старцам за советом, а заодно прихватил и написанную мной икону Божией Матери, которую Великим Постом я привозил показывать лаврскому иконописцу архимандриту Николаю.

Добраться до Ярославского вокзала к первой электричке, которая отправлялась в четыре часа утра, можно было только на такси. Так я и сделал, потому что хотел приехать в Загорск пораньше, чтобы успеть в Лавру на братский молебен у раки с мощами преподобного Сергия в Троицком соборе. И потом: по рассказам тех, кто был в Лавре на приёме у старцев, народу к ним приезжает тьма тьмущая со всех концов нашей необъятной Родины и нужно пораньше занимать очередь иначе уедешь домой ни с чем.

После молебна я отправился через проходную на монастырскую территорию туда, где жила братия монастыря, чтобы пройти к галерее подклети Трапезного храма. Там с одной стороны народ принимал отец Кирилл, а с другой – отец Наум. Под галереей собралось много народу и там приятно пахло свежими просфорами. Сначала я пошёл туда, где принимал отец Кирилл. Но увидев огромное количество людей, всё же решил пойти к отцу Науму. Там народа было не меньше, но если к отцу Кириллу нужно было по очереди входить к нему в специально отведённую келью для приёма, то отец Наум выходил из такой своей кельи на улицу, садился на стул перед собравшимся народом, и тут же начинал беседы и исповедь – кто с чем пришёл.

Войдя под галерею, я спросил у стоящих там людей:

– Скажите, а кто последний к отцу Науму?

– А тут нет очереди, батюшка сам подзывает того, кого он считает нужным, – ответили мне.

После прочитанных о старцах книгах, я с замиранием сердца смотрел на живого старца, который вот тут, совсем рядом передо мной сидит на стуле. И я подошёл ещё ближе, чтобы слышать то, что отец Наум говорит, потому что иногда он, выслушав кого-нибудь, вдруг громко рассказывал что-то для всех.

– Так, ну, что там у тебя? Иди сюда, – приглашал он кого-нибудь из стоящих здесь. И тот, не веря своим ушам, быстро подходил, подавал отцу Науму записку и становился перед ним на колени. Старец читал записку – видать с грехами – затем накрывал епитрахилью, прочитывал разрешительную молитву и благословлял. Потом подзывал следующего.

Читая записку одной женщины, стоявшей перед ним, отец Наум вдруг спрашивает, обращаясь ко всем:

– Так, кто ещё делал аборты? Подходите ко мне.

И почти все присутствовавшие здесь женщины столпились возле него.

– Сейчас я прочитаю над вами особые разрешительные молитвы, а вы все внимательно слушайте и со слезами кайтесь в содеянном вами страшном грехе, – сказал он и взял требник, вставая со стула. Все подошедшие наклонили свои головы. Было такое ощущение, что здесь собралась семья, у которой ни от кого нет секретов. И никто нисколько не стеснялся открывать свои недуги перед всеми. А старец по-отечески врачевал эти душевные недуги.

Прочитав молитвы, отец Наум снова стал подзывать к себе людей, которые подходили к нему, подавали свои записки с грехами и становились на колени перед сидящим на стуле батюшкой.