Разоренное гнездо

За дверью раздалось характерное поскребывание: так кошка Мона предупреждает, что хочет войти и пока еще не намерена выходить из состояния благовоспитанности. Если ее не впустить, она будет скрести дверь изо всех сил, орать благим матом, но от своей затеи не отступится. Я открыл кошке, но она, как достойнейший представитель своего племени, не торопилась входить: села на пороге и стала прилежно и неторопливо вылизывать свою пышную палевую шубу. Как все кошки, она считала себя главной в доме. Обычно я уважал это ее мнение и в любое другое время оставил бы дверь открытой, позволив Моне убедиться в ее доминирующей позиции, закрылся бы только после того, как она вошла. Но сейчас мне не хотелось, чтобы Рита грела уши где-то поблизости, и я строго сказал Моне:

– Либо ты заходишь, либо отправляешься восвояси, считаю до трех.

На исходе третьей секунды Мона – так и быть – гордо вошла в кабинет, всем видом показывая, что делает мне большое одолжение. Ей, как и всем бабам, нравился Виталик, и она пришла по его душу, потому мгновенно вспрыгнула на диван и уставилась на него своими голубыми глазищами. Он пересел из кресла к ней, и Мона сразу перевернулась на спину, любезно предоставив ему для наглаживания свое упитанное пушистое брюшко.

Я совершенно не хотел выпивать, но мы с братом стали так редко проводить время за этим мирным занятием, что отказать ему в данный момент я просто не мог.

– И все-таки у тебя хорошо, – вздохнул Виталик, – уютно и тихо.

– Сейчас будет еще и вкусно, – сказал я, ставя на специальную салфетку тарелку с распакованной олениной и маленькое блюдце с цукатами.

– О, да тут на любой вкус! – жадно сверкнул глазами мой брат.

Годы не сделали его менее привлекательным, чем он был, когда слонялся с компаниями и девками по дискотекам и барам. У нас в роду мужчины почему-то седеют очень поздно, даже у старенького папы волосы только-только начали белеть. У меня цвет волос темно-русый, и седина, какая уже есть, пока еще совсем не заметна. А вот у Виталика шевелюра темная, почти черная, вьющаяся – он в маму, – но он тоже не седеет, хотя ему за сорок и уже полагалось бы. И кожа у него по-прежнему гладкая, и движения остались грациозными и непринужденными. Таких, как он, в любом возрасте называют дамскими любимчиками, а Виталик еще из своей лучшей поры не вышел. Только с годами избавился от некоторых простецких замашек и приобрел лоск, которого у него раньше не было.

Лет десять назад его визит меня не удивил бы, в какое бы время суток он ни состоялся. Мы любили попить пива с раками или посидеть за виски – когда в компании наших жен, а когда и без них, вдвоем. Сейчас приход Виталика меня насторожил. С чего бы это? Не слишком часто в последнее время он меня навещал просто так, без повода. Оказалось, повод был.

– Слушай, братишка, а ты помнишь, несколько лет назад у нас был пистолетик? Ты его спрятал в подвале тогда, если я не ошибаюсь. Или нет?

– Я прекрасно помню пистолетик, – осклабился я. – Что это ты вдруг его вспомнил ни с того ни с сего?

– Ну как это ни с того ни с сего? Мальчика Наташиного застрелили. Причем из пистолета Макарова, той же марки. Просто я подумал, что опасно держать машинку в доме.

– А раньше не боялся? Я же говорил и тебе, и Рите, что от него надо избавиться, зачем вам надо было, чтобы он дома лежал?

– Честно говоря, не знаю, – пожал плечами брат, – я даже не понимаю, что мною руководило, когда я припер его в дом. Просто попросили.

– Ну а тот, кто попросил? Где он теперь?

– Теперь? Ну… хм… там, где долго еще не спросишь, еще года два-три. Скажи, Джексон, а где это чудо-машинка теперь?

– А почему ты спрашиваешь? И откуда ты знаешь, из какого пистолета убили Алекса?

– Боже упаси! Откуда я могу это знать? Отношения СМИ и пресс-служб правоохранительных органов давно уже не те, что были лет пятнадцать назад. Даже не рядом. Это раньше мы вместе выпивали, делились всякими подробностями, на рейды ездили… А сейчас все строго. Там сидит мадам при нормальных погонах, и мимо нее ничто не проскочит. Нет, нереально что-то узнать, я уже об этом думал.

– Так откуда же тебе известно, что Алекса застрелили именно из «ПМ»?

– Про то, что застрелили, менты же сами вчера и сказали, вроде никакого секрета. А про «ПМ» подслушал. Кто говорил, не видел, их там несколько человек было. Поэтому я и спросил: где наша пукалка? Мало ли что? Вдруг Наташка его вытащила из сейфа и того…

– Пукалки нет, – оборвал я полет фантазии моего брата, – пропала. Не спрашивай, я не знаю, где она. Ее просто нет. И кто мог ее взять, не имею ни малейшего представления. Может, ты? Нет, не брал?

Насколько застыл мой Виталик? На минуту? Или всего на пятнадцать секунд? Не знаю, но он застыл. А когда отошел, заморгал глазами, задвигал челюстями, как будто это могло что-то изменить в ходе вещей.

– Хрен с ним, потом разберемся, – сказал он, – я аж испугался, когда ты спросил. Ладно, давай еще по одной, и я пойду.

– Ну это если будет кому и с чем разбираться, – невесело заметил я. – Скорее всего, разберутся без нашего участия. Ладно, братишка, давай просто выпьем…