Разорванная паутина

– Вам не следует говорить, пока вас не спросят, и, обращаясь к императору, всегда говорите «Его Императорское Величество». Смотрите ему только на ноги и как можно скорее просите разрешения удалиться. На приеме будет очень много гостей, желающих пообщаться с императором.

Я киваю, пока одна из служанок аккуратно вытирает мне волосы. Другая снимает крышки с нескольких пузырьков, а затем опускает кисточку в один из них. Когда она ее вынимает, то темные волокна кисточки оказываются окрашены поблескивающей золотой пудрой. Я закрываю глаза, когда она покрывает мои веки этим золотом. Кто-то другой дергает меня за руку, массируя мои мозоли и шрамы. Мои руки не похожи на принадлежащие ухоженной рейвинской леди – это руки воительницы, и каждая отметина на моей коже заработана с трудом.

Что-то прохладное касается кончиков моих пальцев. Приоткрыв глаза, я понимаю, что другая служанка покрывает мне ногти маслом. Когда девушка, наносящая мне на веки тени, многозначительно прочищает горло, я снова закрываю глаза.

– Жрица Мия, – обращаюсь я, – у меня есть несколько вопросов, на которые, я надеюсь, вы смогли бы ответить.

Жрица избегала нас с тех самых пор, как мы прибыли в Храм света два дня назад, из-за чего мы могли разве что изучить свитки и пергаменты в местном архиве. Но они написаны на ньювалинском, а ни я, ни Саенго не умеем читать на нем.

К тому же немногие из тех, кто живет в Храме света, говорят на эвейвианском, если не считать парочки дежурных фраз и приветствий. Даже поиски архива оказались сложной задачей.

– Разумеется, – отвечает жрица Мия, однако в голосе ее отчетливо улавливается настороженность.

Я открываю глаза, чтобы увидеть ее реакцию, и продолжаю:

– Принцесса Киша сказала, вы читали все древние тексты, сохранившиеся со времен Ялаенгского завоевания.

Плечи жрицы Мии напрягаются, это видно даже под белой накидкой, однако через секунду она расслабляется и отвечает:

– Это правда, однако сохранилось очень мало информации. События завоеваний происходили почти что тысячу лет назад. В те времена ученые не особо заботились о сохранности рукописей. К сожалению, у нас просто-напросто нет столько информации, сколько нам хотелось бы иметь.

– И все же, – как ни в чем не бывало продолжаю я, – что вы можете рассказать мне о Бездушном?

Когда я произношу это имя вслух, все служанки замирают, глаза каждой распахиваются чуточку шире. Жрица Мия не пытается скрыть свои чувства и отвращение. Ее губы недовольно изгибаются, и она вздергивает подбородок выше. Затем жрица многозначительно прочищает горло, и служанки принимаются выполнять свою работу дальше.

– Не так уж много известно о том, кем он был до того, как стал имперским солдатом, – говорит жрица. – Однако известно, что он сошел с ума во время войны с Казаином и пошел против своего же народа.

– А что насчет его фамильяра? – спрашиваю я.

Мия вскидывает брови.

– Насколько мне известно, – отвечает она, – никаких сведений об этом не сохранилось в письменной истории. Разумеется, у него должен был быть фамильяр, однако ни один солдат не отправится на поле сражения со своим фамильяром. Каким бы он ни был, Бездушный скрывал его, так что история об этом позабыла.

– А Мертвый лес? – спрашивает Саенго, пока другая служанка красит мои губы в насыщенно-красный цвет гранатовых зерен.

– Мертвый лес таким, каким мы его сейчас знаем, не существовал до смерти Бездушного. Так как наши души являются источником нашей магии, некоторые ученые предполагают, что Бездушный мог использовать их в качестве талисмана, который делает его сильнее. Он привязал души к лесу, который окружает руины, находящиеся теперь в Краю пряльщиков.

Как только служанка опускает кисточку, я спрашиваю:

– Как?

В Эвейвине нам рассказывали, что души оказались привязаны к проклятым деревьям магией. Однако очевидно, что все вовсе не так, как мы полагали, учитывая, что Бездушный жив.

Жрица Мия колеблется всего лишь секунду, прежде чем ответить:

– Я не знаю. Магия Бездушного отличалась от магии других губителей душ. Обычные законы его не ограничивали.

Однажды Ронин сказал, что, когда шаман достигает определенного уровня мастерства, магическое ремесло начинает искажаться. Бездушный, как и сам Ронин, является безукоризненным доказательством этого феномена. И все же колебания жрицы Мии дают мне ясно понять, что она знает куда больше, чем готова рассказать.

Две служанки красят мне ногти золотым лаком, пока другая покрывает мои плечи и ключицы перламутровой пудрой, а еще одна закалывает волосы и заплетает косы вокруг изумительного головного убора, состоящего словно из золотых лучей. Когда жрица Мия говорит, они обеспокоенно переглядываются, явно чувствуя себя некомфортно из-за темы нашего разговора.

– Когда Бездушный умер, – продолжает жрица Мия, – души не могли выбраться. И с каждым годом лес продолжал умирать, хотя и разрастался, утягивая в свои дебри новые души и поглощая новые территории, и никакие попытки его обуздать не увенчались успехом. Никто, кроме Ронина, не был в силах этот лес контролировать.