Читаем Разорванный круг полностью

- Не задерживайтесь здесь и не удирите в свою вотчину, - предупреждает он Брянцева. - Встретимся у Самойлова. Надо ставить точку над "и".

"Хорошо тебе решать, - зло думает Брянцев, - когда кровью не выхаркал. А тут три года поисков. И как отзовутся все эти события на настроении исследователей? Самая крупная их работа проваливается, да с таким треском! И что с Кристичем?"

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Каждое слово Хлебникова, как удар молота, обрушивалось на Брянцева.

В кабинете Самойлова множество людей. Здесь и сотрудники НИИРИКа, и представители шинных заводов, и руководители Всесоюзного химического общества имени Менделеева, и сотрудники Комитета партгосконтроля. Но Брянцев не видит никого, кроме выступающего, не слышит, как перешептываются его соседи в особо острые моменты выступления. У Хлебникова вдруг открылся талант обвинителя:

- Мы своевременно предупреждали Брянцева (он, по-видимому, нарочно пропускает слово "товарища") в несостоятельности опытов по применению снадобья, громко именуемого антистарителем ИРИС-1 и разработанного академией доморощенных исследователей. Мы своевременно демонстрировали ему образцы резины, прошедшие испытания в озоновой камере. Образцы ясно говорили о том, что этот антистаритель разрушает шины.

Хлебников достал из портфеля фотографии, роздал их присутствующим.

Изгрызенные озоном образцы на фотографиях производят устрашающее впечатление. Представитель ярославского завода Кузин громко вздыхает, покачивает головой и передает фотографии своим соседям - шинникам московского завода.

- Какую нужно было проявить чудовищную малограмотность, - продолжает Хлебников, - чтобы совать в такое тонкое физико-химическое соединение, как резина, отходы от нефти непостоянного состава, неизвестно чем загрязненные, пригодные только на то, чтобы сжигать в топках, как мазут! Какой авантюризм запускать шины с этими отходами в массовое производство и какое тупое упрямство продолжать делать то же самое, уже зная о результатах испытаний в озоновой камере! Брянцев пал жертвой культивируемого им самим в заводском коллективе настроения: все, что от НИИРИКа, - плохо, все, что от них, от завода, - хорошо, в противовес существующему...

- ...в институте убеждению: все, что от них - хорошо, а что от заводов - плохо! - скороговоркой вставляет Кузин так быстро и в тон, что Хлебников, не уловив смысла фразы, подтверждает ее, вызвав сдержанные улыбки присутствующих.

Самойлов решил воспользоваться разрядкой, остановить Хлебникова и наказать Кузина за злую реплику.

- Я хотел бы услышать ваше мнение, - обращается он к Кузину.

Тот мнется, как ученик, не выучивший урока, и отделывается отговоркой:

- Мы не испытывали ИРИС-1 на нашем заводе...

"Хоть бы один вступился, - думает Брянцев, бродя взглядом по лицам. Почти всем заводам разослали антистаритель с просьбой исследовать его. Неужели никто не заинтересовался? Выходит, надо активнее искать союзников. Что, если поехать в Ярославль, к Честнокову? Разве он не поймет, не поможет, не заставит Кузина провести исследования? Мнение такого завода будет решающим в этом споре".

- Директор общественного института вы? - спрашивает кто-то.

- Я, - отвечает Брянцев.

- Какая у вас ученая степень?

Вопрос задан явно в угоду Хлебникову: у какого директора найдется время писать диссертацию?

- Никакой.

Брянцев представляет себе, что о нем сейчас думают: взял человек ношу не по плечу - вот и расплачивается. Может быть, некоторые видят у него хорошие побуждения, а большинство - карьеристские.

Но сейчас его мало интересует истолкование его поступков. Он сбит с толку роковым совпадением обстоятельств - вышли из строя шины в Ашхабаде и следом - авария с испытательной машиной. Если бы он не знал об отслоении протектора, он еще барахтался бы. А сейчас вынужден сложить лапки...

Как из тумана до него доносится реплика представителя Московского шинного завода Саввина:

- Плохо, что мы не имеем шин. Может, авария произошла по другой причине, а мы тут завалим стоящее дело.

"Хороший ты человек, - с нежностью думает Брянцев. - Только не знаешь, что не одна авария, а по сути две, и это уже симптоматично".

- Незачем искать холеру там, где налицо чума, - резко заявляет Хлебников.

- Сколько шин выпущено с вашим антистарителем? - спрашивает Брянцева Саввин.

- Около пятидесяти.

- Штук?

- Тысяч...

- Значит, можно ожидать пятьдесят тысяч аварий, - констатирует Хлебников.

- Так почему же произошла только одна? - допытывается Саввин.

- Это должно быть вам понятно, дорогой товарищ инженер, - язвительно говорит Хлебников. - Шины в автохозяйствах работают, как правило, в менее жестких условиях, чем при ускоренных испытаниях: и меньше километров в день, и с перерывами, и не всегда на жаре.

Он несокрушим сегодня, Хлебников, и победа на его стороне. Брянцев с ужасом думает о той минуте, когда Самойлов спросит его, что он, как директор, предполагает делать дальше. У него не хватит смелости идти напролом. Теперь, если где-либо произойдет авария из-за шин, все станут искать причину в антистарителе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза