Читаем Разорванный круг полностью

Дубровин встретил ее радушно. Он знал ее в лицо, вспомнил, где видел, но фамилию вспомнить не мог.

- Ракитина Елена Евгеньевна, - официально представилась Елена и рассказала, что приходила вчера, зачем приходила и почему ушла.

- Напрасно, напрасно, для такой обаятельной женщины я нашел бы время, галантно сказал Дубровин, используя право преклонного возраста говорить комплименты. - А шины посмотрели? Каковы?

- Хорошие шины. Только очень сложны конструктивно. Мне неясно, когда заводы получат соответствующее оборудование, а сборщики освоят их изготовление.

В глазах Дубровина появилось любопытство. Ракитина смотрит в корень, значит, понимает в шинах. Так почему же она ушла из НИИРИКа? И он спросил об этом.

- Разошлись с руководством во взглядах на пути поиска антистарителя, осторожно ответила Елена, не желая охаивать ни институт, в котором работала, ни его руководителя. - Я стою на точке зрения... сибирского завода.

Лицо Дубровина выразило живейший интерес.

- Но, родненькая, правильность взглядов доказывают работой, а не уходом, - сказал он.

- Каждый доказывает, как может, - возразила Елена. - Я предпочла искать единомышленников, а не бороться с противниками.

- Вы кандидат?

- Нет. Рядовой научный сотрудник. Химик-аналитик. Исследовательских способностей за собой не вижу и плодить число ученых-пустоцветов не собираюсь.

- А может быть, у вас просто не сумели пробудить этих способностей? поинтересовался Дубровин.

Елена ответила коротким анекдотом: человека спросили, играет ли он на скрипке. "Не пробовал. Может быть, и играю..."

Дубровин рассмеялся. У него и без улыбки очень добродушное лицо, типичное, как казалось ей, лицо человека науки, который имеет дело только с реактивами, колбами и пробирками.

- Вы копуха или торопыха? Признавайтесь, - неожиданно потребовал он.

- Торопыха, - поспешила ответить Елена, словно боялась, что Дубровин примет ее за копуху, если она помедлит с ответом. - Я всегда стремлюсь поскорее сделать работу и получить результат.

Дубровину все больше нравилась эта женщина, исполненная непостижимого обаяния, с решительными суждениями. Она не старалась произвести выгодного впечатления, чем всегда грешат люди, устраивающиеся на работу, и этим невольно подкупала. Дубровин понимал, что особой ценности для его отдела она не представляет. У него работало шесть докторов наук, семнадцать кандидатов, два академика консультировали наиболее значительные темы, одиннадцать аспирантов готовили диссертации. Рядовой химик - не находка, но почему-то не хотелось отпускать ее ни с чем, и он стал рассуждать вслух:

- Мне думается, лучше всего подключить вас к поисковой работе дальнего прицела. Как правило, это значительные темы, и ведут их серьезные люди, у которых есть чему поучиться. Вот сейчас мы пытаемся создать моношину. Знаете, что это такое?

- Шина сплошь из одного полимера.

- Значимость ее представляете?

- Еще бы! Сборка заменяется литьем или штамповкой.

- Увлекает?

- Интересно. Но прицел очень уж далекий. - Елена страдальчески сморщила брови. - Люди, решающие такие задачи, похожи на путников в дальней дороге: они не спешат. А я торопыха.

- Ну, насчет темпов - это кто как. Они зависят от научного темперамента, - возразил Дубровин. - Но когда на тебя наседают - скорей да скорей - каждый заторопится. Есть еще одно интересное дело, поближе. О радиационной вулканизации слышали?

- Краешком уха, - призналась Елена. - Только то, что было опубликовано.

Дубровин подробнейшим образом рассказал о том, как в стенах ЦНИИШИНа родилась мысль подвергнуть резину воздействию атомной энергии, как искали оптимальные параметры, терпели неудачи. Рассказал и о теоретических схватках, которые пришлось выдержать. Многие ученые считали, что облучение не улучшит свойства материалов, а наоборот, ухудшит их.

По его оживленности Елена догадалась, что радиационная вулканизация ему, пожалуй, ближе всего остального.

- Я горячо советую вам, Елена Евгеньевна: заинтересуйтесь радиационной химией, - уговаривал Дубровин. - Возможности ее безграничны и пока находятся далеко за пределами наших знаний. Мы еще не совсем точно представляем себе, что происходит в облученных шинах, но можем сказать с уверенностью, что ходимость их возрастет на пятнадцать - двадцать пять процентов. Представляете? Скоро мы начнем в Крыму дорожные испытания шин, подвергнутых радиационной вулканизации, проверим результаты лабораторных исследований и будем бороться за промышленное внедрение.

Елена тотчас подсчитала, какой экономический эффект даст такое повышение ходимости и сколько средств можно сэкономить на строительстве шинных заводов, если все шины подвергнуть такой обработке.

Это окончательно подкупило Дубровина. Инженерный практицизм и знание экономики шинного производства свойственны далеко не всем научным работникам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза