Не выдержившая кривляний мужа Волчица залилась звонким смехом, откинулась на подушку, не в силах удержаться на локтях, и закрыла лицо ладонями, пытаясь прикрыться от мужа и приглушить свой хохот. Отсмеявшись, она взглянула на бастарда, что все так же продолжал позировать, вновь засмеялась и сквозь смех проговорила:
— Хорошо, уговорил, давай ту, что платье.
Довольно заулыбавшийся Болтон кинул ей длинную черную рубаху и, забрав с кровати темно-зеленую, вернулся к сундуку, чтобы сложить туда не понадобившиеся вещи. Дочь Старка же села на постели, натянула через голову обретенное «платье» и, снова кутаясь в меховое одеяло, обратилась к Рамси:
— Иди мыться, милорд, а то вода остынет.
Ответом ей стал лишь смешок бастарда да вскоре послышавшийся за ним плеск воды.
○○○○○○○○○○
Санса стояла у отвесного берега реки и смотрела на водную гладь, высматривая в ней рыбешек, что иногда поднимались к самой поверхности и даже на мгновение выставляли свои серебристые спинки из воды, а затем вновь скрывались в речной пучине. Это была широкая полноводная река, позволяющая и сплав кораблей, с которыми в глубину Севера поступала еда и всевозможные изделия из разных частей Вестероса. По причине возможности проникновения внутрь материка кораблей их отряд следовал вдоль русла этой реки и следил за тем, чтобы нигде не промелькнула боевая галера: существовали вполне обоснованные опасения, что лорд Мандерли преднамеренно выманил их из Винтерфелла и готовился к атаке замка.
В лицо со стороны реки дул ветер, и стоять на нем было зябко, а застывшая перед глазами картинка была изучена и уже начинала наскучивать своей однотипностью. Ни пролетающей птицы, ни проплывающей лодки — тишина и безлюдность. Но не лодки с птицами волновали Хранительницу Севера, у которой на уме были более безрадостные мысли.
Что-то явно произошло.
Все началось в тот момент, когда на второй день их первой продолжительной остановки Санса вошла в месячный цвет. Болтон тогда резко помрачнел и стал каким-то раздражительным, и дочь Старка связала его мрачность и молчаливость с разрушенными планами на их выходной день, не придавая этому большого значения. Однако время шло, а настроение бастарда не улучшалось, он был все также мрачен и гневлив, избегал общения с женой. Случалось, что Волчица ловила на себе странные задумчивые взгляды мужа, что вызывали у нее некое беспокойство. Иногда у нее создавалось впечатление, что он следит за каждым ее шагом, а в его отношении к ней явно что-то поменялось. С каждым днем тревога Сансы, наблюдавшей за тем, как Болтон медленно охладевает к ней и будто чего-то дожидается, все возрастала. Поэтому, не желая маячить перед глазами мужа и не желая раздражать его своим присутствием еще больше, она предпочла в светлое время очередного выходного дня отойти от лагеря и побыть наедине с самой собой.
Простояв так на кручине некоторое время и предаваясь нелегким мыслям, подмерзнувшая Волчица собралась возвращаться в лагерь и повернулась лицом к своему молчаливому несменному сопровождению. Она окинула охранников равнодушным взглядом и пошла по направлению к месту привала.
Однако, отойдя от берега на пару десятков футов, девушка увидела спешащего ей навстречу Болтона. Что-то в его облике насторожило Сансу и заставило мысленно перебирать в голове, что же она могла сделать не так. Они сближались, и беспокойство Хранительницы Севера лишь усиливалось, ведь выражение лица подошедшего к ней мужа было решительным, а ярко-голубые глаза сейчас отдавали леденящим душу холодом.
Рамси коротко рявкнул стражникам:
— Оставьте нас, — и, проследив за тем, как они удаляются в лагерь, обратился к жене. — Ты что-то принимаешь?
Волчица остолбенела и ощутила, как от страха по коже побежали мурашки. Откуда он узнал? Взгляд девушки забегал из стороны в сторону, а она то хотела притвориться, будто не понимает, о чем он говорит, то хотела заговорить, то резко закрывала рот, решая, что надо придумать что-нибудь другое. Затем она посмотрела на Рамси и, увидев, как он от злости сжимает челюсть, а в глазах начинает плескаться пока еще сдерживаемая ярость, остановилась на правде и, сглотнув подступивший к горлу ком, произнесла:
— Да.
— Что именно?
Она замялась, однако одного взгляда на мужа было достаточно, чтобы Санса заговорила:
— Лунный чай.
На лице бастарда отразилась ярость, однако он совершил над собой усилие, принял более сдержанное выражение и, будто проглатывая свой гнев, с придыханием спросил:
— Кто тебе его дал?