Разожми ладонь (СИ)

Я слышу его через слово, потому что по-прежнему мыслями со своим Цветочком, с которым, видимо, уже никогда не буду. Сегодня я сделал то, о чем долго мечтал, но именно этим действием просрал то, что было для меня действительно дорого.

Глава 21.

Дина.

Захожу домой и, не включая свет, тихонько прикрываю за собой входную дверь, в надежде без шума на цыпочках добраться до своей комнаты и никого не разбудить. Не хочу, чтобы меня дома кто-то видел в таком состоянии. Особенно мама.

Сейчас меня всю знобит, как в лихорадке. На белых брюках красуются зелёные пятна от травы и грязи, а на лице, наверняка, размазался идеальный макияж от талантливого визажиста. Перед глазами до сих пор стоит кошмарная картина. Все тело в таком напряжении, точно единый комок нервов, поэтому я ужасно пугаюсь и подпрыгиваю на месте, когда в прихожей резко загорается свет.

Мама появляется бесшумно, как всегда, чтобы не разбудить папу и Мишку. Хочет что-то сказать, но лишь открывает рот, застыв возле лестницы в одной ночной сорочке. Ее беспокойный взгляд спотыкается о мой неудачный грим, который я уже успела заметить в большом зеркале, и медленно скользит вниз, оглядывая меня с головы до ног. Понимаю, она сильно удивлена. Нечасто ее дочь возвращается после полуночи, ещё и в таком виде, но сейчас я ничего не хочу объяснять. Молча отворачиваюсь и стаскиваю с ног обувь, не сдержав предательский всхлип, так не вовремя вырвавшийся из груди.

— Колокольчик, что произошло? — спрашивает с тревогой в голосе и подходит ближе, помогая мне убрать балетки на обувную полку. — Что с тобой случилось, детка?

— Ничего, — стараюсь ответить ровно, но горечь неумело прячется в голосе. И следующее признание слетает с языка самостоятельно, когда мамины руки крепко прижимают меня к тёплой груди. — За исключением того, что я влюбилась в чудовище.

Влюбилась...

Это признание неожиданно даже для меня, но слишком очевидно, чтобы этого не замечать. По-другому я не могу обьяснить ноющую боль в сердце, которое сейчас теряет право голоса. Я запрещаю себе чувствовать! Иначе вскоре моя жизнь превратится в хаос. Такую агрессию невозможно оправдать, так как сильному человеку это несвойственно. Человек, которому не хватает сил держать себя в руках - слабый по своей натуре, и чувства его пусты, если он, озверев от собственной ярости, так просто может забыть о моем присутствии.

Я плохо слышала слова и провокации соседа, возможно, это неправильно, обвинять человека в слабости, не зная полной версии событий. Но, если этот человек может так легко вспыхнуть от слов, точно спичка, то рядом с ним может быть опасно. Рано или поздно я сама могу сгореть в этом пламени.

Снова всхлипываю и, прижавшись к родному человеку, пытаюсь себя убедить, что все делаю правильно. Его мир мне незнаком. Он безумец, огородивший себя ото всех. Я не знаю, что творится у него глубоко внутри, но на поверхности всегда бурлит злость. Он привык решать проблемы кулаками, и никто не знает его настоящего. Сегодня он позволил себе открыться. Приоткрыл эту тайную дверь для меня, где я увидела яркий огонек, а значит, в его внутреннем мире гуляет не только мрак, там тоже имеется свет. Он может быть другим, теперь я это знаю, как и знаю то, что одна маленькая свеча никогда не осветит полностью темную комнату.

Этого мало.

Мамины руки ласково гладят мои волосы, успокаивая, как маленького ребёнка.

— Дина, ты можешь мне все рассказать, и тебе станет легче. Вот увидишь, — она не настаивает, а предлагает, но я не готова ворошить случившееся, которое и сама до сих пор не могу переварить у себя в голове. И пока что не представляю, как это сделать.

Материнскому сердцу не нужны слова, она и без этого все понимает, и на душе становится как-то легче.

— Прости, мам, — я отстраняюсь и пытаюсь улыбнуться. — Не сейчас. Уже поздно и мне нужно побыть одной.

Я огибаю ее стройную фигуру и почти бегом взлетаю вверх по лестнице. Закрываюсь в своей комнате и, опустившись на корточки, роняю голову на руки. Нахожусь в таком положении до тех пор, пока телефон в кармане не оповещает меня о входящем сообщении. Подношу экран к лицу и читаю одно единственное слово, которое заставляет сердце грохотать.

Прости!

Во всем виновата я сама. Разве я не знала, какой он. Разве я не видела раньше, в каком мире он живёт. Он никогда это не скрывал.

Он такой, какой есть. И, скорее всего, моему сердцу на это плевать. Но я его больше не слушаю.

Иду в душ и смываю с себя всю грязь сегодняшнего вечера, подойдя к кровати, замечаю, как по потолку гуляют яркие синие маяки неотложки. На улице слышится возня и единственное, что мне сейчас хочется, чтобы этот день поскорее закончился. С головой залезаю под одеяло, укрывшись словно в личной крепости и с трудом засыпаю.

***