К полудню опустился густой, молочный туман. Борис Вячеславович сбавил ход, закурил и вынул из кармана компас. В двух днях пути от моста раскинулась метеостанция, но, во-первых, люди там куда беднее геологов, а во-вторых, идти по болотистой местности. Утонуть не утонешь, но ноги промочишь по самые уши. На все четыре стороны то печаль, то скука смертная. Суровые реалии геологоразведки. В райские кущи их не посылают. Над одичавшим молодняком подшучивали, что на учения и преддипломные практики их сюда отправляли, чтобы ощутили на всю полноту, как поимела их жизнь, когда мальчишки после школы шли учиться, мечтая распевать песни у костра до утренней звезды, дышать романтикой походов, собирать шиповник и алую бруснику. А получали пинок под зад и полные сапоги воняющей и склизкой воды.
И чего они все вечно вязались к этому шиповнику?
С такой ношей за спиной неприятности дружественно распахивали объятия и радостно приветствовали. Никто не потащит за собой барахла на целый рюкзак и не подставит жалкую жизнь под удар ножа. Но и не жрать же всё в один присест, чтобы уберечь съестные сокровища. Харя треснет. Сегодня пир горой, а завтра голод тебе ворчливая тётка.
Вечер не запогодился.
И тянется, и тянется эта осень как долгая болезнь. И ни лекарства от неё нет, ни управы на лихорадочную. Ухватилась цепкими ледяными лапами за ворот, лезет за пазуху, оседает в карманах, чтобы залечь там навсегда и высосать тепло ещё бьющихся сердец. И хорошо ей, заразе, губить горячие моторы, останавливать их и ликовать, а уж говорливый февраль закончит начатое и спрячет под сугробами любого зеваку. Бессрочно.
Борис Вячеславович зажёг газовую горелку. Из умело вскрытой ножом консервной банки вкусно запахло мясной кашей. Перловка - первый друг при невзгодах, будь то война или апокалипсис. Если собака - друг человека, то горячая каша - мать родная.
Одно хорошо: комаров и прочей гадости уже и след простыл, не придётся делить армейскую брезентовую палатку с нежеланной мелюзгой. Змеюка бы только какая не заползла бы погреться. Этой нежити задаром не надо, будь она трижды не ладна.
От выпитого кофе осталась гуща, и геолог вертел кружку и так и эдак. Загорятся ли ещё когда-нибудь окна "Земли Герцена" тёплым, жёлтым светом? Или потух навсегда очаг: досталась "герценка" бродячим собакам да ненасытному воронью. У заднего крыльца зарастёт тропа дикой вишней, а центральную дорогу, парадную, затянет вьюном и клевером. Пауки растянут сети на окнах и развесят новогодними гирляндами сухих мух. Мир вокруг выжидающе замрёт. Была "Герценка" жилая, а стала ледяная.
Как бы самому не зарасти молочным, боровым мхом.
Рябина налилась соком, яркая, будто и не рябина вовсе, а брусника гроздьями. Всё вверх дном, так чего бы и не начудить природе? Развесит алые бусины и нарядит их в иней. К холодной зиме.
Борис Вячеславович вздохнул и снял с огня банку. Каша обжигала язык.
Может, если бы и выкарабкался Васильич из лап безносой, прожил бы день-другой и нарвался бы на таких же, как он сам, которые за словом в карман не полезут и не простят легковерности. Загоняют и закусают.
Пережить бы ночь, а день уж как-нибудь сам пройдёт. Компас, верный друг и товарищ, не подведёт. Еда и ночлег есть - не время горевать.
Что-то мокрое задело нос и щёки. Вечерняя тишина величественно сплелась с туманной дымкой. Снежная крупа сменилась хлопьями: только принимаешь решение не унывать, как природа достаёт из рукава ещё один козырь. Не сегодня, так завтра всё равно октябрь прибрал бы к рукам господство над остывшим миром людей. Ещё вчера Николай из соседнего кабинета сетовал, распевая: "Зачем ты, мама, меня родила?" - но так и не получил ответа на риторический вопрос. Знал бы заранее, каких ещё чудес чудесатых ждать, так уж лучше бы и не рождался, чтобы не мучиться понапрасну.
Когда от костра остались оранжевые угли, а вечер пригласил в объятия ночь, Борис Вячеславович забрался в палатку и завернулся в тёплый спальник. Каменные стены квартир нынче не приветливы к путникам и жильцам. А человек сродни улитке: сложенная палатка за спиной как панцирь. Где остановился, там и дом, разбивай лагерь и живи сколько хочешь.
Утро встретило моросью. Всё вокруг водянистое, непрозрачное и зябкое. В такую погоду не захочешь да простынешь, стоит только зазеваться. В листве неподалёку шуршал ёж, унюхавший что-то вкусное и пожелавший непременно поживиться. Геолог отломил от краюшки хлеба кусочек и бросил незваному гостю. Ёж от подарка не отказался и съел сразу. Зверью в любое время раздолье, до человеческих хлопот им дело, как козе до Луны.
С приходом нового дня вчерашний не перестал быть чьей-то злой выдумкой и насмешкой.
- Так, нечего тянуть кота за лямки, пора и честь знать, - обратился Борис Вячеславович к не то к ежу, не то к самому себе.
Тишина редко бывает дружелюбной. Всегда чего-то ждёшь от неё: подвоха, подножки, пакостливой выходки. Сколько понадобится времени людям, чтобы сбросить с себя оставшиеся рамки приличия? Как быстро человек разумный скатится в яму человека первобытного и кровожадного?