Разрозненные страницы

Сейчас молодежь, конечно, выбивается в широкий мир. Берут в интернаты детей кочующих племен, они учатся, становятся токарями, механиками. В воскресенье кочующие папы приезжают на собаках навестить детей, а летом дети едут, отыскивают родных и кочуют вместе с ними. Им всегда нужен простор, сырая рыба и еще простор. Условия города для них невыносимы: они болеют и чахнут. Здесь очень много пьют спирта (выдают в сельпо). Женщины тоже. Они выливают спирт в чашку, крошат туда хлеб и хлебают ложками. Все вместе.

На концерт пришли все. Мы выступали в унтах, в брюках. Трудно себе представить, сколько было восторга и радости! Чукчи смеялись, хлопали в ладоши, веселились, как маленькие дети. Но самое удивительное было, когда они в ответ на наш концерт стали выступать для нас. На сцену поднялись несколько пожилых и старых людей. Одетые в шкуры, обутые в меха, в каких-то мохнатых капюшонах, эти люди вдруг преобразились. Они кричали что-то дикими голосами, ударяя в бубны. Один, самый старый из них, у которого половина лица была обезображена, видно, болезнью, раздувшей глаз, щеку и половину рта, стал танцевать. Он изображал охоту на моржа, танец полярного ворона-кайра, танец «собаки бегут вперед». Пот градом лился по его лицу, единственный глаз горел невообразимым огнем, движения были подчинены какому-то своеобразному, четкому ритму. Мы сидели как завороженные, не переводя дыхания, следя за тем, как неуклюжий, некрасивый человек вдруг чудом первобытного искусства преображался, становился пластичным, совершенным.

Нам подарили клык моржа, расписанный сценами из охотничьего быта, для передачи Дому работников искусства.

6 апреля

Бухта Провидения! Я никогда тебя не забуду, если мне когда-нибудь придется еще вернуться домой. Среди самых незабываемых событий моей жизни я буду помнить тебя. Я буду вспоминать с благодарностью, как на концерт явилась группа геологов.

Они шли 40 километров. Вышли в четыре часа утра, а после концерта пошли обратно.

Мы не забудем букет роз – его подали на сцену. Он состоял из нескольких слабеньких, бледных роз, выращенных, видно, с невероятным трудом. И человек срезал свой розовый сад для нас.

Мы улетаем, и вот сейчас снова проходим эти торжественные ворота, которые выпускают нас в океан.

Уже никто, кроме меня, не смотрит в окно. Действительно, сколько можно удивляться, даже если летишь над океаном!

В самолете. Я вообще ничего не пишу о нашем быте, о концертах. Ну что записывать? Каждый день, через день – перелет, более или менее огромный. Проклятые вещи выгружают из самолета. Временные пристанища на аэродроме или в поселке. Приготовления к концерту, который будет очень далеко от места, где мы остановились. Мы едем куда-то на грузовике, на «козле» (газик). Неудобно, холодно, а главное – при отчаянных толчках здорово ударяешься головой о верх. Зимние дороги здесь сделаны из одних ухабов.

Несмотря на это, концерты идут безукоризненно, без всякой скидки на усталость.

И наконец, как цыплята возле наседки, мы стоим под крылом самолета Н-559. Это наш дом. Единственный дом, где можно сесть на свое место, отдохнуть, почитать, подумать – кто ты есть и как сюда попал? Здесь шьют, раскладывают пасьянс, штопают доспехи, пишут.

7 апреля

Бухта Угольная. Вчера с аэродрома до шахтерского поселка нас волокли на тракторе. Долго-долго, по морозу. Конечно, такой транспорт, наверное, интересно будет вспоминать. Но это очень плохой способ езды: к трактору прицепляют огромное железное четырехугольное корыто, поставленное на толстые бревна – полозья. В этом сооружении возят самые тяжелые тяжести по ужасной дороге, когда уже ни одна, никакая машина пройти не может.

Нас туда погрузили навалом. Так еще не было ни разу. Конечно, из-за проклятых чемоданов некуда вытянуть ноги. Сидели на корточках, на коленях. Сюда же погрузили мешки с почтой. Так мы ехали бесконечно, более двух часов. Говорят, внизу было положено сено, но оно, по-моему, было под чемоданами. Я сидела на бумажном мешке с почтой. На ухабах толчки и рывки резкие, как удар, ибо ничто не амортизирует. Путешествие на грузовике возникало как сладкое воспоминание.

Приехали живыми. Скорее отогрелись, поели и опять поехали на концерт в самый дальний шахтерский поселок, еще за 20 километров. Ехали на совершенно открытом газике. Очень замерзли. В обратную дорогу дали одеяла.

Ночевали. Утром, после концерта в поселке, были такие рыданья: весь поселок восстал, все бегали, как во время землетрясения, и ругали нас, что мы уже улетаем. Несчастные, мы, рискуя, что самолет не выпустят на мыс Шмидта из-за портившейся сводки, дали все-таки еще концерт.

Не долетели, сели в Анадыре. На мыс Шмидта нас не пустили, потому что было уже поздно, не принимал аэродром.

До сих пор нет ответа относительно полюса. Другого аэродрома еще не нашли. Все грузы, направленные туда, ждут на мысе Шмидта.

8 апреля

Утром подняли нас пинками. Никак мы не могли проснуться, а нужно скорее вылетать из Анадыря, а то закроется какой-то Дионисий (это гора), закроется туманом и мы застрянем тут, уже навсегда.