Разруха

— Ты хочешь привлечь его к сделке со «Святым Николой»? — от холодного воздуха ее щеки порозовели, она снова включила обогреватель, — не нужно, Боян, поищи деньги в другом месте.

— Мне нужно много денег, — они уже проезжали через Бургас, дождь усилился, укутал их коконом, может, поэтому его охватила грусть.

— Поищи деньги в другом месте, — упорно твердила она.

— И кого ты предлагаешь?

— Илияна Пашева, — огорошила его Магдалина, — он натура, конечно, неоднозначная. Сложная, да и скользкая…

— Люди с большими деньгами все сложные. С Краси легко, его нетрудно убедить, слова ему недоступны, они его опьяняют, он легкая добыча.

— Легкая, потому что он жаден, не так ли?

— Да, ты права, — ответил он.

— Предполагаю, что и ты для него легкая добыча.

— Потому что и я жаден?

— Да, — как-то странно произнесла Магдалина.

Он рассмеялся. Отечески похлопал ее по коленке, но горечь осталась. Ветер гнул голые ветки деревьев, мял и жевал пейзаж, дождь перешел в мокрый снег. До Сливена они молчали. Стемнело, и он включил фары.

— Откажись от «Святого Николы», — неожиданно сказала она, — вложи капитал в землю, сейчас она убийственно дешевая, можешь скупить четверть Болгарии.

— И что я буду делать с этой землей? — мрачно спросил он. — Будем ее с тобой обрабатывать, засадим виноградной лозой и садами?

— Через несколько лет продашь ее вдесятеро дороже, — дальновидно уточнила Магдалина.

Такая идея и ему приходила в голову, он боялся, что эти идиоты в парламенте внесут изменения в Закон о земле и разрешат продавать ее иностранцам. Тогда ее цена немедленно подскочит, и он упустит золотой шанс, но больше всего боялся обездвижить свои деньги, позволить им погрузиться в бездействие, дать им погрязнуть в ожидании.

— У тебя безошибочная интуиция, я тебя обязательно послушаюсь — выкуплю четверть Болгарии, но через несколько лет. А сейчас мне нужно спешить, понимаешь, время поджимает.

— Сбрось обороты, а то мне становится страшно… — сказала она и добавила с нажимом: — Порой мне кажется, что ты сам себе не веришь.

— Не верю — во что?

— Сам себе не веришь… — она запнулась, прикурила сигарету и засмотрелась в лобовое стекло, — что все, что у тебя есть, тебе действительно принадлежит.

Он вдруг почувствовал, как грусть, разъедающая его кислота грусти, перерастает в раздвоение, в необъяснимую, беспричинную жестокость. Испытал знакомое (как тогда, на окружном шоссе) желание изнасиловать Магдалину, надругаться над ее душой, наказать и очернить ее красоту. Он резко нажал на тормоза и съехал на обочину, чуть не угодив в придорожную канавку.

— Мне не хватает… — слова ускользали от него, он задыхался, накатило удушье, — не хватает…

— Не хватает свободы? — остановила его она. — Той, купленной свободы, уверенности в том, что все, что у тебя есть, принадлежит тебе?

Она оставила сигарету в пепельнице, прижалась к нему, обняла, и он почувствовал ее дыхание, губы, свое право обладать ею, ее самоотверженность и готовность принадлежать только ему, их примирение. Ее нос щекотал ему ухо.

— Наверное, в этом платье я похожа на монахиню… — сказала Магдалина.

* * *

Напряженность того разговора осела в его душе подобно кофейной гуще на дне чашки. Беспощадная проницательность Магдалины его смутила и огорчила. Ее слова о купленной свободе грызли Бояна, ему казалось, он слышал их и раньше, даже произносил их сам… словно она подслушала его мысли. Наверное, именно поэтому он так самозабвенно мечтал о порядке и законности — четкие правила в ведении бизнеса означали безопасность и надежность, регламентировали мораль денег, подчинение им всего остального. Он чувствовал свою силу, и пока что ему ничего не угрожало, но чтобы выжить и уцелеть любое дело нуждается в перспективе, любая Империя существует, пока расширяется. Тот ветхозаветный властитель баварской легкой промышленности из Мюнхена был прав. Боян знал с два десятка банкиров и преуспевших мошенников, ставших маньяками, потерявших реальное представление о жизни и о себе, почти обезумевших. Вместо того, чтобы с любовью и терпением культивировать свои деньги, они накупили по несколько Мерседесов такого класса, каким не пользовался даже управляющий «Дойчебанка», ограбили людей и пустили по ветру их сбережения, а сейчас не могут оплатить даже отопление в своих хоромах. Именно в этой атмосфере психоза, при всеобщей деградации Боян видел свой шанс, он крылся в его благоразумии и намерении сохранить и использовать свою нормальность.