Разруха

Боян, ничего не понимая, напряженно слушал, боясь упустить хоть слово или случайно брошенный намек. Когда его коллеги говорили между собой о министре, его заместителях или начальниках отделов, они всегда добавляли фамилии, только Атанасов был просто Генералом. В их министерстве уже давно вся власть была сосредоточена в руках приближенных Тодора Живкова, так называемых «чавдарцев», его соратников по партизанскому отряду «Чавдар» времен Сопротивления. Генерал был из другого, врачанского партизанского отряда, в котором почти не осталось уцелевших. Он всегда держался в тени, избегал шумихи, о нем не писали в газетах, но его влияние было всепроникающим и повсеместным, он контролировал архивы, знал невероятно много, наверное, все… Поговаривали, что Генерал часто даже спит в министерстве — Боян невольно глянул в сторону неудобной кушетки, тоже с ножками в виде львиных лап.

— В сущности, зачем я вас вызвал? — риторический вопрос повис в застоявшемся, пропахшем сигаретным дымом воздухе. — Вы следите за ходом моей мысли?

— Так точно, товарищ генерал.

— Ах, да… завтра суббота, день отдыха, — с неприкрытым отвращением произнес Генерал, — почему бы вам с вашей супругой, товарищем Марией, не заглянуть к нам в гости? В Железнице… вы ведь знаете, где это, Железница?.. у меня небольшая дача. Прогуляемся на свежем воздухе, поболтаем, моя товарищ Наташа варит прекрасный украинский борщ.

— Благодарю за внимание, товарищ генерал, тронут вашим приглашением.

В полном смятении, почти в панике, Боян еле добрался до соседнего здания, в котором он работал, закрыл на ключ свою фотолабораторию и, никому не доложившись, улизнул из министерства. «Откуда ему известно имя жены? — лихорадочно думал он. — И с какой стати приглашать меня в гости?» Домой он вернулся в совершеннейшей прострации, его трясло. Он испытывал не страх, а нечто куда более сложное и всеобъемлющее. В его простую, выстроенную, как по линейке, жизнь впервые ворвалась неизвестность, коварная недосказанность, предвещавшая непредсказуемые последствия. Он зашел в ванную комнату — пропитавшийся влагой потолок осыпался, выкрашенные масляной краской стены местами потрескались, краска свернулась трубочкой, но здесь царил запах Марии, запах магической чистоты и ее лаборатории на парфюмерной фабрике «Арома». Он постоял с полчаса под душем, пока не почувствовал, что задыхается, потом вытерся, надел свой любимый спортивный костюм, включил телевизор и внимательно выслушал последние новости. Тодора Живкова действительно сняли на пленуме. Когда он увидел его на экране, брошенного всеми, потерянного и скованного громогласным, очевидным одиночеством, Боян испытал сочувствие (и только позже понял, что его расстроила собственная непонятная ситуация).

Наконец вернулась Мария. Пока она готовила на кухне ужин, чистила картошку, он все ей рассказал. Она часто-часто закивала головой, словно этим движением заикаясь от испуга, накапала ему универсальных капель Динкова для успокоения, смесь валерьянки, ментола и боярышника, и приготовила постель. Отопление еще не включили, холод простыней мешал ему думать. Он вспоминал каждое слово, каждый жест в сумраке того кабинета власти, полную бессмыслицу разговора, ничего не объяснявший монолог Генерала, гору папок на его массивном письменном столе, пустое место на стене от снятого портрета Тодора Живкова. Генерал просто вызвал его к себе. Но зачем? Боян ушел от него в полном неведении. Генерал пригласил его на дачу, погрузив в трясину полнейшего непонимания. Когда Мария прилегла с ним рядом, обняв и прижав к себе, отчаянье просто парализовало его.

— М-может, они хотят тебя повысить? — мучительно заикаясь, спросила она.

— Я фотограф, — ответил Боян. — Куда меня можно повысить?

— Сейчас время перемен… — испуганно шепнула она.

— Если бы речь шла о повышении, со мной разговаривал бы генерал Ковачев. Ты хоть представляешь, кто такой Генерал?

Мария провела рукой по его груди, но он настолько оцепенел, что сил на любовь не осталось. Уснуть они не могли, пошевелиться не смели — так и лежали, уставившись в потолок. Через час или два она сказала:

— Завтра не забыть бы купить цветы.

* * *

Генерал встретил их у калитки и попытался улыбнуться. На нем была короткая брезентовая куртка, изъеденный молью свитер грубой вязки и застиранные, потерявшие цвет шерстяные рейтузы. Боян вытаращился на него, раньше он видел Генерала только в надменном мундире, в ореоле всемогущества власти, поэтому сначала даже не узнал. В руках тот держал сапку, свежевскопанная грядка за его спиной дымилась паром на солнце, и Боян тогда подумал, что Генерал просто позвал его, чтобы вместе высадить лук, мелкие головки которого виднелись в полотняной торбочке у его ног.

— Заходите, заходите… это и есть ваша супруга Мария? — пригласил он, но сердечности в его голосе не чувствовалось.