Разрушение

Он был прав. Я бы подождала. Вестонвуд меня изменил. Частично заслуга в этом принадлежала Эллиоту. Частично — Уоррену. А частично, ну, кто знает? Но я буду ждать, потому что у меня такое чувство, что ожидание будет того стоить. 

ГЛАВА 32

Фиона

«Аспект» существовал именно для таких людей, как я, и был под запретом для зевак и тусовщиков. Резервирование не требовалось, но попасть сюда на ужин казалось самым сложным в Лос-Анжелесе, если вы не были мной.

В обеденный зал на втором этаже можно было попасть лишь через кухню ресторана по узкому пролету ступенек, где ожидал мужчина. Его звали Диего, и он был знаменит. Если он знал вас в лицо, вы могли войти. Если нет — можете поужинать внизу или отправляться домой. Это не его проблема.

Как только входите в дверь, пространство открывается перед вами, как раскинувшаяся шлюха. Два этажа и четыре с половиной тысячи квадратных метров. Окна находились на такой высоте, что не позволяли людям на улице понять, что внутри что-то происходит.

Прямоугольные столы выставлены «елочкой» в обе стороны на огромном пространстве, и все подсвечено белым в кромешной темноте. Буквально. Свет выключался на десять минут каждый час и столы, тарелки и дизайн на стенах, который становился видимым, начинали светиться зеленоватым.

Перед каждым клиентом стояла лишь одна тарелка. Изюминка «Аспекта» заключалась не в еде.

Я помахала Малышке и Минди в дальней части помещения и пересекла этаж. Карен опиралась на меня. Эрроу тоже помахал нам. С этого конца комнаты я могла сказать, что он под кайфом.

— Эй! — выкрикнула Малышка, целуя меня в щеку. Я ощутила запах ее средств для макияжа. — Мы как раз говорили о твоем брате.

— Джонатане?

Перед нами с Карен появились тарелки с едой, но от своей она отмахнулась.

— Единственном и неповторимом, — подтвердила Малышка, двигая кусочек говядины по тарелке. — Он сводит с ума моего брата. Не хочет брать таблетки. Хочет выпивку — то единственное, чего Уоррен достать не может.

— Ребята! — рассмеялась Минди. — Вы все такие сумасшедшие! — Ее зрачки напоминали виниловые пластинки с голубой каемочкой.

— Джонатан ебет ему мозг, — сказала я. — Он не употребляет.

— О, да неужели, — ответила Малышка. — Но берет его член. Он популярен.

— И руки, — добавила Минди. — У меня синяки неделями сходили, — она прикусила нижнюю губу.

Глядя на лицо девушки, мне пришлось избавляться от мыслей, о которых я не хотела вспоминать. Ей было двадцать шесть, а мой брат даже не входил в возрастную группу людей, с которыми она трахалась. Но это не имело значения. Ни капли. Возможно, в другой вселенной комментарий Минди пробудил бы во мне хоть какую-то эмоцию, но в этой мне стоило засмеяться и отмахнуться. Разговор перетекал в не имеющие значения темы, и во мне все закипало. Я была трезвой. В этом заключалась проблема. Бокал вина, из которого я отпивала, не сделал ничего, чтобы приблизить меня к уровню сверхверной тупости, которую эти люди воспринимали с такой серьезностью. Я превратилась в аутсайдера.

— Это мой брат, сучка, — сказала я слишком поздно и не в меру громко. — Ему, блядь, шестнадцать.

Над столом повисло гробовое молчание.

— Забей дорожку, Фиона, — сказала Малышка. — Ты тормозишь.

Она трахалась с моим братом? И почему мне есть дело? Джонатан — взрослый мальчик. Я знала, что их с Рейчел сексуально притягивало друг к другу. Он сам мог решить, что делать со своим членом, хоть мне и не хотелось представлять это. Никогда. И точка. Но по какой-то причине мысль о том, что Малышка трахалась с ним, вот-вот толкнет меня к грани, даже если я не стану представлять сам процесс. Дело было в том, что это Малышка Чилтон.

Свет погас, и комната взорвалась свечением зеленых форм. Приглушенное эхо разговора продолжало доноситься до меня, и я прикусила губу, чтобы не возразить.

Почему ты не допускаешь мысль об очевидном?

Из-за любви к брату?

Почему тебе от этого некомфортно?

Голос Эллиота предупреждал меня. Успокаивал. Пока свет был выключен, я представляла себя в его кабинете под гипнозом.

Используй другие слова, чтобы описать себя.

Верная.

Защищающая.

Способная любить.

Мне было неловко. Настроение испортилось. Дорожка кокаина прекрасно это исправила бы, но мне хотелось посидеть среди дискомфорта и попытаться понять его. Очередное доказательство моего сумасшествия. Но десять минут темноты как раз хватило для того, чтобы заглянуть внутрь себя и рассмотреть конфликт. Смеющиеся голоса моих друзей превратились в идеальный фон. Я стала одним из мазков на большом холсте, и даже мой дискомфорт из-за посвящения моего брата в мою извращенную жизнь казался правильным оттенком краски.

Но это не означало, что я позволю Джонатану повторить мои ошибки. Как только он выйдет…

Свет включили, и для всех остальных все осталось по-прежнему, а я поняла два существенных факта.