— Он не мертв, — сказала я. — Но все еще за теми стенами.
— Сестренка, — обратилась ко мне Марджи, — я думала, ты убила его или что-то в этом роде, когда попросила меня встретиться с тобой здесь. После того, что рассказала.
— Я не знаю, чего именно от тебя хочу. Хотела показать тебе место, потому что… не знаю почему. Ты бы поняла, что я говорю правду, если бы оказалась здесь, но это смешно. Это место — всего лишь пустой участок земли.
— Была уверена, что я тебе не поверю?
— Ты бы не поверила в то, что я сказала «нет».
Она прислонилась спиной к машине рядом со мной, скрестила руки на груди, сумка от «Гермес»просто повисла на них.
— Я верю тебе. Более того, чувствую злость и твою боль. У меня есть план, как выдвинуть обвинения…
— Нет!
— Что значит «нет»? Я могу выступить в твою защиту.
— Боже, ты такая же, как Эллиот. Подумай об этом. Чарли Чилтон — старший ребенок. У него больше денег, чем у правительства, то же относится и к его власти. Думаешь, его отправят в Соледад? (прим. перев.: имеется в виду исправительная колония в городе Соледад, штат Калифорния). Нет. Они признают вину с целью смягчить приговор и остаться в психлечебнице и выиграют.
— Это можно сделать лишь, если признание предложит обвинительная сторона. Если мы не сделаем этого, его будут судить.
— И?
— И мы прижмем его.
— Какая же ты оптимистка, — пробурчала я.
Марджи покачала головой и уставилась на огражденную забором площадь за учреждением.
— Ты рассказала доктору?
— Да, — я даже не колебалась с ответом.
— Он должен доложить об этом.
— Есть какая-нибудь привилегия?
— Не в случае нарушения закона. — Сестра оттолкнулась от машины и посмотрела на меня. — Я не могу пустить ситуацию на самотек. Она выгрызает меня. С тех пор, как ты мне рассказала, все, о чем я могу думать, это как тебе помочь. Один из клиентов достает меня письмами о том, что не может получить доступ к счету в Брунее из-за судебной повестки, а мне плевать. Все, что имеет значение для меня сейчас — это ты.
— Ладно, подожди…
— Может, у нас и разное понимание о правильном…
— Нет, нет, нет. Остановись, — я подняла руки, и она закрыла рот. — Только я могу сделать все правильно для себя.
— Ты не изолирована.
— Нет, изолирована. Мы все изолированы. Нам самим приходится разгребать собственное дерьмо. Нельзя перекладывать его на других.
— Тогда ладно. Ты изолированный остров в архипелаге. А я остров прямо рядом с тобой, и я здесь для тебя. Я буду настаивать, чтобы ты прошла через все доступное для тебя законное дерьмо.
Я покачала головой.
— Мне нужна была эта встреча с тобой для того, чтобы ты уговорила меня на это. Не вышло, знаешь? По-прежнему считаю, что это бессмысленно.
— Я — твоя связь с реальностью. Не держись за это вечно.
— Я подумаю об этом, ладно?
Сестра кивнула и прижала меня к себе, как это делала мама. Если бы она не уговорила меня в тот день, то сделала бы это вскоре после. Вот только на тот момент Эллиоту это уже удалось.
ГЛАВА 31
Фиона
— Нам нельзя возвращаться к этому, — сказал Эллиот, откинувшись в своем кресле.
Его офис в Алондре воплощал собой полную противоположность кабинету в Вестонвуде. Здесь у него имелся пластиковый офисный стул с серой, потертой на спинке обивкой, письменный стол с таким количеством папок, что хватило бы остановить цунами, и белые горизонтальные жалюзи с черным налетом пыли. Окно выходило на стоянку.
— Возвращаться? — переспросила я со своего места напротив него. — Я не хочу этого. Я хочу двигаться вперед. У меня больше никого нет. И я тебе доверяю.
Эллиот перестал вращать ручку в пальцах в миллиметрах над поверхностью стола, а затем крутанул ее на девяносто градусов.
— Я не могу снова усесться по эту сторону стола ради кого-то другого. Мне придется слушать и быть объективным, а я больше не в состоянии сделать это. — Он снова принялся возиться с ручкой.
— Я очень стараюсь сдерживаться, — сказала я осипшим голосом.
— Как и я, — доктор качнулся назад в кресле, перевернул ручку, затем щелкнул ею и бросил в чашку. — Я хочу это услышать. Хочу, чтобы ты рассказала мне. Но со мной больше не безопасно. Хотел сказал тебе это откровенно и заранее. У меня не выйдет наблюдать за тобой со стороны.
— Я попросту снова переживу тот день и либо ничего не почувствую, либо захочу что-нибудь сломать. И, честно говоря, предпочту второе. Так что, безопасно или нет — разницы никакой.
На его лице появилось столько нежности, столько сострадания и настоящего чувства, что мне захотелось прильнуть к его теплу. Эллиот посмотрел на часы:
— Давай прогуляемся.
Цена моих туфель составляла примерно двенадцать тысяч долларов. Я могла выбросить их в мусорный бак и забыть, как они выглядели, когда приеду домой. Пара через две лавки от нас, кажется, не имела ничего против разбросанных вокруг оберток от фастфуда, или граффити, или клочков коричневой травы. Если запах мочи и беспокоил их, я бы не узнала. Я перестала ощущать его, когда Эллиот прикоснулся пальцами к моему затылку.