Разрушение Дьявольского Акра (ЛП)

Я думал, что мы найдем Фиону между челюстями пустоты, но, слава Богу, это было не то, что мы обнаружили. Фиона и пустота стояли в сорока — пятидесяти футах друг от друга, как дуэлянты. Фиона стояла, расставив ноги и подняв руки вверх, как дирижер оркестра перед первыми нотами симфонии. Мы остановились и окружили ее, и пока Хью проверял, цела ли она, Эмма протянула свои пылающие руки к пустоте и сделала несколько предупреждающих шагов к ней. Я не понимал, почему пустота так вела себя, не мог разглядеть ее достаточно хорошо сквозь решетку колышущихся теней, отбрасываемых корнями, не получил ответа от Фионы, которая была неподвижна, несмотря на усилия Хью оттащить ее назад, подальше от опасности.

Пустота снова закричала, и на этот раз это был крик отчаяния. Эмма разожгла пламя.

— Хью, подожди, — сказала она, прищурившись, — оставь Фиону в покое!

Фиона подняла руки и сделала движение в воздухе, словно дергая невидимую цепь. Все корни вокруг нас свернулись, затем с громким треском натянулись — и я увидел, что она сделала.

Пустота была опутана сотнями свисающих корней деревьев. Корни обхватили ее, крепко держали за руки и ноги, обвили три языка, которые были вытянуты как можно дальше. Фиона сжала два кулака и развела их в стороны, а корни оттягивали языки пустоты пока они не заскрипело.

— Фиона, ты гений, ты чудо! — воскликнула Эмма.

— Тебя могли убить, дорогая, — сказал Хью вполголоса, и хотя было ясно, что ему хочется обнять ее, он, казалось, сдерживался, боясь нарушить ее сосредоточенность.

Фиона наклонила к нему голову и что-то прошептала. Хью перевел: «Она говорит, что корни очень крепкие. Она говорит, что может разорвать ее на куски прямо сейчас, если Джейкоб захочет».

— Ты можешь подержать ее так минутку, Фи?

— Она может держать ее так весь день, если хочешь.

— Хорошо. Прежде чем мы ее убьем, мне нужно кое — что выяснить.

Я осторожно двинулся к пустоте, раздвигая лианы.

— Ты собираешься контролировать ее разум? — спросила Эмма, следуя за мной на некотором расстоянии. — Заставить ее сражаться на нашей стороне?

Я сосредоточился и ничего не ответил. Если нам предстояло столкнуться с каким-то новым видом пустоты, я не мог упустить шанс безопасно исследовать ее разум. Я медленно приблизился к ней пробормотав несколько слов на Пустотном языке, чтобы проверить ее реакцию. Если бы я мог успокоить ее, немного приоткрыть ее мысли, тогда, возможно, я смог бы лучше понять, с чем мы имеем дело.

Старая знакомая вонь гнилого мусора накатила на меня тяжелой волной. По крайней мере, это не изменилось.

Пустота напряглась сопротивляясь корням, которые держали ее, умирая от желания обернуть один из ее языков вокруг моей шеи, но корни держали крепко.

— Расслабься, — сказал я на пустотном языке. — Не сопротивляйся.

Это не возымело никакого эффекта. Я повторил, затем попробовал несколько вариантов «успокоиться», но она никак не отреагировала. Обычно я чувствовал, как пустота уклоняется, когда я пытался ее контролировать. Как будто она моглп понять, что я царапаю замочную скважину ее мозга своей отмычкой. Я знал язык пустот так же хорошо, как английский, но, несмотря на все это, я мог бы с таким же успехом говорить на индийском. Что было еще хуже: мои неудачные попытки контакта и контроля, казалось, ещё больше придали ей сил.

Что, черт возьми, происходит?

— Спи, — сказал я, все еще пытаясь. — Сон, — но вместо этого она напрягла все свои мышцы сразу, напрягая корни, которые связывали ее. За моей спиной раздался стон Фионы. Я обернулся и увидел, что она сгорбилась, словно несла тяжелый груз, но потом выпрямилась и замахала руками в воздухе, словно завязывая узел. Корни заскрипели от нового напряжения.

Она выиграла мне еще немного времени. Время для нового подхода.

Больше никаких слов.

— Я подхожу ближе, — громко сказал я. — Держи крепче!

— В этом нет необходимости, — услышал я голос Эммы, но она, должно быть, имела это в виду, когда говорила, что доверяет мне, потому что не пыталась остановить меня. — Пожалуйста, будь осторожен.

Даже после многих встреч с пустотами я все еще не любил приближаться к ним, даже к тем, кого приручил. Те, которых у меня не было, были похожи на бешеных собак, и когда их заковывали в цепи и связывали, их отчаянная потребность убить тебя заставляла воздух потрескивать. Не говоря уже о том, что она сделала с моим желудком; при такой близости стрелка компаса превратилась в раскачивающийся маятник.

Я остановился на расстоянии вытянутой руки и посмотрел в его мокрые глаза. Ее дыхание вырывалось рваным фырканьем, челюсти широко раскрылись от напряжения трех языков, вытянутых до предела в противоположных направлениях.

Эта пустота была совсем другой. Она не только была видна всем, но и говорила по-другому. Чувство, которое она вызывала во мне, было другим, другим ключом, каким-то высшим регистром. Пахла по-другому, неорганически, не как на жаркой летней свалке, а как химикаты, хлорка, крысиный яд и что-то похуже.

Я снова заговорил с ней: