Разрушение храма

— Так что же он не вернул меня из Софии в Москву? Руки коротки были, а?

— Мне скажи спасибо. Он мне не хотел настроение портить.

— Хорошо ты устроилась. Муж покупает путевку, хахаль бережет настроение…

— Он мне не хахаль! Я выхожу за него замуж!

— Вот и живи у него в номере!

— Я сама знаю, где мне жить.

— Хочешь и рыбку съесть, и…

— Не хами!

— И это ты мне говоришь после того, как на глазах у всей группы ты две недели издевалась надо мной…

— Я не виновата, что встретила его за границей.

— Его счастье, что это за границей случилось…

— Все равно я бы от тебя ушла… Надоела мне твоя журналистика — полеты, перелеты, аэростаты, суетня, беготня… Я спокойно хочу пожить — без алмазов, без фейерверков, но зато и без ненужных волнений, без нервов. Пора уже.

— И что же он предлагает тебе?

— Ну что ж, желаю успеха. Смотри только не промахнись.

— Не беспокойся. Не промахнусь.

Вот такой разговор произошел в городе Дамаске, в отеле «Омейяд».

2

Рим. Шестнадцать тридцать по среднеевропейскому времени. Четырехмоторная «каравелла» с фирменным знаком «Эр Франс» — синий морской конек на фюзеляже — поднимается наконец со взлетной полосы аэропорта Западный Чиампино.

Этот синий конек-горбунок с хвостом моллюска и лошадиным копытом уже порядочно надоел мне. Куда ни посмотришь, чего ни возьмешь в руки — салфетку, тарелку, расписание, целлофановый чехол для авторучки, — надо всем замахнулся двуликий конек-горбунок (прямо сухопутно-морской кентавр какой-то, помесь лошади и рыбы) своим рекламным копытом.

Вообще-то говоря, у «Эр Франс» есть более симпатичный фирменный символ — голова жирафа, шея которого забинтована флагами всех стран, в столицы которых компания «Эр Франс» совершает рейсы. Но этим оригинальным знаком помечен только один, особый документ — твердый, чистый белый лист бумаги, на котором генеральный директор компании (Париж, 8, Рю Марбо, 2) персонально обращается к каждому пассажиру с просьбой сообщить свое мнение о полете по указанному адресу… Хитро придумано, не правда ли? Как-то сразу хочется совершить еще один рейс на самолете этой компании, генеральный директор которой так внимателен к каждому своему пассажиру. Реклама.

…Она снова сидит в кресле рядом со мной. Как ни в чем не бывало. Как будто ничего не случилось. Как будто вообще ничего и никогда не происходило. Как будто не выпал из моих рук полтора часа назад после ее вопроса стакан с недопитым оранжем.

Она все еще продолжает воспитывать меня, хотя мы уже почти договорились о разводе. Осталось только уточнить детали… Нет, определенно они что-то задумали, решили как-то сбить меня с толку перед самым возвращением, дезориентировать, чтобы я не начал (по их предположениям) сразу же после возвращенья мстить им за свои заграничные униженья… Это ее работа, ее ход мыслей, ее мозги в действии. И он уже подыгрывает ей, уже пляшет под ее дудку, уже насажен на ее крючок…

И вот теперь она снова сидит в кресле рядом со мной — как ни в чем не бывало! И он не обращает на нее никакого внимания (так, очевидно, предусмотрено по ее сценарию). Она-де одумалась, спохватилась, исправилась (это для зрителей, для членов нашей группы). Собственно говоря, ничего такого серьезного не было — всего лишь легкий флирт, небольшая интрижка.

Разве нельзя простить этого красивой женщине? Тем более в заграничной туристской поездке?

А если что-нибудь случится (например, рукоприкладство со стороны мужа по отношению к сопернику, как только будет пересечена своя граница), то все это будет следствием домыслов мужа, его болезненной ревности. (Эта линия сценария, очевидно, принадлежит уже Ему.)

Не бойтесь, голуби, не суетитесь. Никакого рукоприкладства не будет — я уже перегорел. (А может быть, еще нет?.. Стакан с недопитым оранжем все-таки выскользнул из руки, а?)

Что же касается сценария, то я принимаю ваши новые правила игры. Собственно говоря, мне и принимать-то нечего. Никаких перемен в поведении от меня ваш сценарий, кажется, не требует. Внешне я продолжаю сохранять холодное безразличие ко всему тому, что происходит между вами. Внутренне же… Впрочем, подождем до Парижа. Через два часа будет Париж. И там посмотрим — насколько правильны мои предположения. (А может, действительно, между ними что-то произошло? Зачем она начала этот разговор о сувенирах для родителей, если между ними ничего не изменилось? Неужели она серьезно могла вести этот разговор, если между ними ничего не изменилось? Неужели она могла просить у меня эту проклятую валюту, если между ними все осталось по-старому?)

Подождем до Парижа. Париж все расставит по местам.