Разрушение храма

Он обернулся. Обломки исторических камней — свидетели «детства» человечества, его первых шагов из лучезарной колыбели в суровое и скорбное отрочество — были беспорядочно разбросаны по всей территории Акрополя. Между ними стояли разноцветные скамейки для туристов, проволочные урны для бумаг и окурков. То там, то здесь виднелись черные приборы прожекторов для подсветки развалин храма ночью. «На одной их этих лавочек мы сидели с ней в тот день отлета из Афин в Бейрут, — подумал Курганов, — когда за несколько часов до отправления самолета компании КЛМ в отель «Лидо» на набережной Посейдона приехали на двух «фордах» ребята из нашего посольства (третий секретарь и пресс-атташе) и предложили съездить на скорую руку к Парфенону… Да, да, значит, я был в тот день на Акрополе дважды — рано утром, один, и потом позже, с ней, с Ним и ребятами из нашего посольства… И на одной из этих разноцветных скамеек я сидел рядом с ней, со своей, теперь уже бывшей женой… Мы сидели с ней друг около друга, посреди развалин тысячелетнего храма, смотрели на соседний холм, на обиталище богов, и я даже не догадывался о том, что всего через несколько дней, в Дамаске, в отеле «Омейяд», рухнут и рассыплются на мелкие куски все первые двадцать семь лет моей жизни».

19

Кто-то шел к нему от края холма, от того самого места, где когда-то поднялся на Акрополь, чтобы сорвать фашистский флаг со свастикой, Манолис Глезос. «Что-то очень знакомое, — мелькнуло у Курганова. — Кто же это может быть?»

И в ту же секунду он узнал…

Это была она, его жена. Она шла к нему медленно в расстегнутом, светлом, кофейного цвета пальто — в том самом пальто, в котором полетела тогда в Ливан в их запоздалое свадебное путешествие. «Зачем она здесь? — тревожно подумал Курганов. — Почему она идет прямо ко мне? Нам не нужно встречаться здесь, среди этих развалин. Где угодно, но только не здесь. Все эти древние колонны сохранились только благодаря тишине. Они же еле дышат, на честном слове держатся. Ведь они могут рухнуть от первого же слова».

Жена прошла мимо него. Она спустилась немного вниз и подошла ко второму, маленькому акропольскому храму, Эрехтейону, который был (Курганов впервые заметил это) почти совершенно целым, не разрушенным — тысячелетия пощадили его.

Жена остановилась около глухой, крупной каменной кладки стены маленького храма. Несколько мгновений стояла неподвижно, опустив голову, не оборачиваясь, потом медленно двинулась вдоль стены к расположенной на углу Эрехтейона террасе. «Что с ней? — подумал Курганов. — Почему у нее такой удрученный вид? Что с ней происходит?»

Она остановилась около террасы, поднялась на одну ступеньку, на вторую… Колоннада террасы была сделана из пяти каменных женских фигур с отбитыми руками. Прямо на головы им была положена массивная каменная крыша террасы. Статуи стояли на невысоком, тоже каменном барьере, держа на головах тяжелые, украшенные орнаментом плиты.

«Какой красивый бельведер, — успел подумать Курганов, — как удачно сочетается глухая каменная стена с этими необычными колоннами, принявшими человеческий облик».

Жена неожиданно встала на барьер террасы между двумя статуями, дотронулась головой до каменной крыши. «Что она делает? — в ужасе подумал Курганов. — Ведь это же страшная тяжесть! Ведь они же раздавят, разрушат ее, эти тысячелетние плиты!»

Каменные женские статуи с отбитыми руками на барьере террасы, давая место новой соседке, посторонились, раздвинулись… «Что ты делаешь, дура! — беззвучно закричал Курганов. — Ведь ты же окаменеешь, ты не уйдешь теперь отсюда целых две тысячи лет!.. А у нас есть сын! Что с ним теперь будет?»

Он растерянно оглянулся. От Пропилей, входа на Акрополь, двигалась к Парфенону огромная, гудящая толпа. Слышались злобные крики. Какие-то люди вытягивали в сторону Курганова руки, показывали на него пальцами, грозили кулаками… Спокойно, Курганов, только спокойно. Они же не знают, что ты умеешь летать. Ты подпустишь их поближе и взлетишь над ними — взмоешь над их удивленно раскрытыми ртами… Только бы не прозевать момент, только не упустить время, только бы не потерять эту свою замечательную способность летать, которая делает тебя практически неуязвимым перед любой опасностью, позволяет тебе идти на любой риск, на любой эксперимент…

Он вдруг увидел себя в Москве, на улице Кирова, около почтамта. Толпа, грозно гудя, надвигалась сзади. «А собственно говоря, в чем дело? — подумал Курганов. — Что это за люди? Почему они идут за мной? Что им от меня надо?»

Он оглянулся. Толпа сплошь состояла из мальчишек, живших в красных домах по Суворовской улице, с которыми все время брались ребята из белых домов (Преображенский вал, 24), где до войны жил Курганов. «Ну, этих-то всех я раскидаю одной левой, — усмехнулся Курганов, — а вот что это за предводитель у них, такой плечистый в синем дакроновом костюме а-ля Жан Маре?»

Курганов прищурился, вгляделся и тут же узнал…