Разрушение храма

Призрак национализации встал над нефтяными месторождениями и нефтепроводами. И орудия Шестого флота — самый точный барометр американских интересов на Ближнем Востоке, — заскользив по средиземноморскому горизонту, остановились на правительственных кварталах Бейрута — главном источнике всей смуты и беспокойства. Морская пехота «коммандос» и подразделения «зеленых беретов» хлынули с линкоров на улицы Бейрута. Местные лидеры призвали население к отпору. На лидеров начались покушения. Похороны редактора прогрессивного мусульманского журнала превратились в манифестацию. Морская пехота разогнала похороны. По мусульманским кварталам пролетел призыв к газавату — священной войне. В Бейруте ввели комендантский час. Непрерывно заседал парламент. На севере страны начали формироваться партизанские отряды. Мир замер в ожидании разрешения ливанского кризиса.

29

В те дни Олег Курганов был единственным журналистом в Москве, сравнительно недавно вернувшимся из Ливана. Радио, телевидение, редакции газет, журналов, еженедельников — все, кто нуждался в оперативной международной информации и публицистике о событиях на Ближнем Востоке, — все кинулись к Курганову с просьбами, требованиями, предложениями написать, выступить, прокомментировать, поделиться впечатлениями, сделать обзор новостей, высказать прогнозы на ближайшее будущее.

И Курганов, почувствовав приближение знакомой и в общем-то любимой им журналистской горячки, забросил все остальные дела, отодвинул на задний план личные неурядицы и со всей страстью уже забытого в творческом отпуске газетного азарта (как когда-то, во времена алмазной «лихорадки») включился в освещение ливанского кризиса, в поднятый мировой прессой ближневосточный бум.

Он писал статьи, очерки, заметки, зарисовки, комментировал сообщения ТАСС и других телеграфных агентств (Гавас, Рейтер, Ассошиэйтед Пресс, Синьхуа), делал обзоры новостей и подписи к фотографиям с мест событий, высказывал прогнозы на будущее. Он чуть ли не каждый день (а то и два раза в день) выступал по радио и телевидению, делясь своими впечатлениями о Бейруте, Триполи, Библосе, Сайде и других ливанских городах, где ему довелось побывать, рассказывал о бейрутских улицах, бульварах, минаретах, банках, о развалинах удивительного древнего эллинского храма в Баальбеке с его шестиколонной колоннадой, которая была в два раза выше и намного старше знаменитого афинского Парфенона и которая стояла на земле вот уже несколько тысячелетий, а теперь могла быть разрушена из-за начавшихся в Ливане военных событий.

Он рассказывал о библейских городах, лежащих по побережыо Средиземного моря (панорамы плоских крыш, ступенями спускающихся с холмов, зелень маслиновых деревьев между белыми стенами домов), и о самом Библосе — наидревнейшем человеческом поселении на Востоке (в его акрополе были найдены даже следы неолита), — и все это тоже могли уничтожить начавшиеся на ливанской земле военные действия.

Он рассказывал о Ливане, и ему вспоминалось пустынное шоссе вдоль побережья Средиземного моря, у самой воды, вдоль которого одиноко катил их автобус, а в открытые окна иногда даже залетали соленые брызги волн…

Он рассказывал об одном из самых уникальных мест земного шара — маленьком горном поселке Кедры, затерявшемся в горах Антиливанского хребта, около которого росла роща самых старых из известных человечеству на земле деревьев (некоторым великанам насчитывалось по шесть-семь тысяч лет, и от названия этого поселка, собственно говоря, и произошло слово «кедр»), а главной особенностью ливанского кедра было то, что он рос не в высоту, а в ширину (чтобы не надламываться под тяжестью веков), и поэтому центральный, самый старый его ствол состоял как бы из нескольких более молодых стволов, и от этого каждое дерево было похоже на семейство деревьев (на семью стволов), и, наверное, именно этим (крепостью семейных уз) и объяснялась мощь, выносливость и долголетие ливанского кедра. (А вообще-то ливанский кедр был похож на огромный ископаемый древесный папоротник, — каковым он с точки зрения науки и был, — сохранившийся за десятки миллионов лет своего существования на земле только в одном месте земного шара, в Ливане, в поселке Кедры, который и привлекал к себе людей со всего света этой своей уникальной, единственной во всем мире папоротниково-кедровой рощей, — даже иранский шах Реза Пехлеви приезжал в Кедры кататься на лыжах.) И вот эту уникальную, одну-единственную на весь земной шар кедровую рощу тоже могла спалить война — она просто могла сгореть после какой-нибудь артиллерийской подготовки.