Разрушенная

– Я до сих пор не знаю, кто я такая. Не знаю, что объединяло Астрид Коннор, Инспектора по контролю за несовершеннолетними, с террористом Нико, готовившим меня и многих других к нападениям на лордеров. Трудно, однако, представить, что она не имела отношения ко всему случившемуся со мной с самого начала и не участвовала в заговоре с целью убийства моей семьи и премьер-министра Грегори.

Одно я знаю точно: правда должна выйти на свет. Вся правда. Если каждый из нас будет знать, что на самом деле происходит, что на самом деле творят лордеры, что происходит с пропавшими без вести, то мы положим этому конец. Каждый должен знать.

Я закончила. Стою на месте, молчу, не смея ни поднять голову, ни посмотреть в чьи-то глаза. Машинально отмечаю, что Мак остановил съемку, но никто ничего не говорит. Потом слышу шаги – мама.

Она подходит ко мне.

– Прости, – говорю я.

Мама обнимает меня. Все, кто в комнате, тянутся к выходу.

– За что?

– Я чуть не убила вас, тебя и Эми. И еще многих.

– Ты же не знала про бомбу.

– Я знала, что у меня есть оружие, и думала, что применю его, что ничего другого мне не остается.

– Но не применила.

– Нет. Не смогла. Но все остальное сделала. И то, что случилось в Колледже Всех Душ, случилось из-за Бена. По моей вине.

– В заботе о другом нет ничего плохого, даже если не получается.

– Больно…

– Знаю. И вот что я тебе скажу.

– Что?

– Если бы Астрид и Нико оказались сейчас у меня на прицеле, я бы не раздумывала.

Я представляю маму в роли стрелка-мстителя и невесело улыбаюсь:

– Убивать у меня не очень хорошо получается, а вот подставлять – много лучше.

Рядом откашливается Эйден:

– Мы собираемся запускать фильм в производство. Если хотите, можете идти.

– Мне нужно увести отсюда Эми. Несколько дней поживем у друзей в одном тихом местечке, посмотрим, что будет, если… то есть когда это все попадет в эфир. – Мама умоляюще смотрит на меня. – Поедем с нами? Пожалуйста.

– Нет. Извини. Мне нужно проследить за всем.

– Ладно.

С покрасневшими глазами подходит Эми. Они с мамой еще раз обнимают меня и уходят.

Мак и Эйден заняты у компьютеров. Я привожу себя в порядок, подхожу к ним, смотрю на мониторы.

Эйден поворачивается:

– Спасибо.

– За что?

– За смелость. За то, что сделала.

Я пожимаю плечами:

– За это благодарить не стоит. Я и так слишком долго была трусихой. – Отворачиваюсь, не могу смотреть ему в глаза.

Стелла и мама. Это благодаря им я сказала правду. Они смогли, и, глядя на них, смогла я. Думая обо всем, чем я была и что сделала, стараюсь держаться, но чувствую себя так, словно внутри все – битое стекло. Ни стен, ни иллюзий, за которыми можно спрятаться, не осталось. Мама знает. И Эйден знает. А скоро узнает весь мир.

Наконец Мак объявляет, что все готово.

– Просматривать будем? – спрашивает он. – Если что, то без проблем.

– Давай прогоним, – говорю я.

Мак выводит «картинку» на стену. По «экрану» бегут титры: Знать обязан – производство ПБВ.

Фильм идет пятнадцать минут, и я приказываю себе оставаться бесстрастной и объективной. Как будто никого и ничего не знаю, как будто я – самый обычный человек, сидящий у телевизора и не ожидающий никакого сюрприза. Но с приближением эпизода с бойней в Колледже Всех Душ эмоции берут верх. Я отвожу глаза. Теплая рука ложится на плечи. Эйден. Хочу посмотреть на него, но боюсь того, что увижу в его глазах.

БУМ.

Мы все вздрагиваем, но уже в следующее мгновение смеемся – гром. Надвигается гроза. Эйден усмехается, и тут же, как будто по сигналу, звонит коммуникатор. Ди-Джей? Эйден отвечает:

– Алло? Да. Готово. – Он молчит. Слушает. – Понял, пока. – Дает отбой и поворачивается к нам. – Выходим в шесть, в самую грозу. Наш фильм пойдет вместо вечерних новостей. Он и станет вечерними новостями!

Эйден и Мак радуются, как мальчишки, и даже я проникаюсь их настроением.

То, ради чего мы все работали, вот-вот случится. И все же часть меня не разделяет общей радости. Она с теми, кто пострадал, кто ранен, кто погиб. С Флоренс, Уэнди, студентами колледжа. С теми Зачищенными детишками в приюте.

– Что такое? – спрашивает Эйден.

– Как можно праздновать? Мы же ничего не можем сделать для тех, кого нет в живых, для их семей.

Эйден кладет руку мне на плечи, и я прислоняюсь к нему.

– Мы можем помнить их, а делая то, что делаем сейчас, – остановить зло. И тогда потери будут не напрасны.

Не сговариваясь, мы умолкаем. Молчим минуту, две. Еще один удар грома, и я снова вздрагиваю. Вообще-то грозы мне даже нравятся, и чем они неукротимее, тем лучшеe. Но сегодня… Сегодня я дерганая, как…

…как Скай.

Отстраняюсь от Эйдена.

– Скай один, и гроза его пугает. Пойду-ка я домой.

– Хочешь, я с тобой?

– Нет. Оставайся – это же твой момент славы. Со мной ничего не случится.

– Секунду. – Мак делает что-то с компьютером и моей камерой и вручает ее мне. – Я скопировал сюда наш фильм. На случай, если в нас попадет молния.

Бросаю на него недовольный взгляд:

– Не искушай судьбу.