Разрушенная клятва

Я стелю чистую хрустящую простыню поверх дивана, чтобы защитить подушки. Затем ложусь и погружаюсь в чуткий сон. Солдат умеет мгновенно просыпаться.

Посреди ночи я вскакиваю с дивана от крика Рионы.

Не успев открыть глаза, я уже на ногах и бегу в ее спальню.

Рывком открыв дверь, я включаю свет.

Риона запуталась в одеяле и вцепилась в ткань, обернувшуюся вокруг ее горла, силясь ее разорвать.

Я вытаскиваю девушку из постели и крепко обнимаю. На ней лишь легкая шелковая маечка и шорты, и она дрожит – от холода или от страха.

– Ш-ш-ш, – шепчу я Рионе. – Все хорошо. Я тут.

В смятении девушка пытается оттолкнуть меня, но я крепко держу ее в объятиях, прижимая к груди. Я чувствую, как бешено бьется ее сердце и как дрожит ее хрупкое тело.

– Мне казалось, я тону, – выдыхает Риона.

Я вновь чувствую прилив гнева, оттого что какой-то мужик посмел ее тронуть. Риона отчаянно хочет казаться сильной и независимой, но она столь же ранима, как и любая женщина. Уступая мужчинам в размерах, они уязвимы к жестокости.

У меня есть сестра, и я убью на хрен любого, кто попытается тронуть ее хоть пальцем.

Я испытываю тот же порыв защитить Риону, уберечь ее ото зла, и не только потому, что меня попросил об этом Данте, а потому, что ей это необходимо. Ей нужна моя помощь.

– Я тут, – повторяю я. – Тебя никто не тронет.

Я чувствую, как быстро стучит ее сердце, бьется, словно птичка в клетке, пытающаяся вырваться наружу. Все тело девушки бьет крупная дрожь.

Спустя минуту она перестает сопротивляться и обмякает у меня на груди, позволяя мне обнимать ее, согревая в своих руках, чтобы унять дрожь.

Вряд ли Риона допустила бы подобное, не будь она так истощена и напугана. Скорее всего, наутро девушке станет неловко.

Но сейчас она принимает мою поддержку.

Я держу Риону так почти час, пока ее тело вновь не согревается и не тяжелеет ото сна.

Риона

Я просыпаюсь в кровати одна, сквозь окно льется солнечный свет.

Я спала дольше обычного, что довольно странно.

С кухни доносится звон посуды, и я понимаю, что это Рейлан что-то готовит, а затем вспоминаю, как я проснулась посреди ночи от собственного крика.

Мои щеки пылают от осознания того, в каком глупом свете я себя выставила. Только маленькие дети кричат во сне от кошмаров.

Меня раздражает мысль, что Рейлан увидел меня такой – слабой и уязвимой.

С другой стороны, воспоминания о том сне до сих пор свежи в моей памяти. Я плыла, но не в чистых водах ярко освещенного бассейна. Была ночь, и я купалась в большом и темном озере. Мои руки светились под водой призрачным светом.

Что-то схватило меня снизу и потащило на дно. Я видела луну сквозь поверхность воды, и она становилась все меньше, пока не превратилась в крохотное пятнышко света, а я опускалась все глубже и глубже. Вода была обжигающе холодной и чернильно-черной, а то, что удерживало меня, – чудовищно огромным. Десятки щупалец обхватили мое тело, обвивая руки, ноги, грудь и горло, и продолжали утаскивать на дно, как бы отчаянно я ни билась. И когда я наконец была вынуждена сделать вдох, ледяная вода наполнила мои легкие.

Я проснулась, стягивая с себя одеяло, которое плотно обернулось вокруг моего тела, и услышала чей-то крик, не сразу осознав, что это кричу я сама. Я коснулась своего лица и почувствовала, что оно действительно холодное и мокрое – я плакала во сне.

Надеюсь, Рейлан хотя бы этого не заметил.

Должна признать, что ощущать себя в его объятиях действительно было приятно. Мне было стыдно за себя и неловко, что парень вбежал в спальню вот так, полуголый, в одних боксерах, однако я не могу отрицать, что мне было тепло в его руках, когда я прижималась лицом к его обнаженной груди. Он был словно огромное одеяло прямиком из сушильного шкафа. Тепло Рейлана пронизывало меня всю, неся с собой покой и умиротворение.

Но теперь мне предстоит встретиться с ним лицом к лицу, и я снова чувствую робость.

Оттягивая этот момент как можно дольше, я сперва принимаю душ, а затем надеваю блузку, брюки-слаксы и лоферы. Что ж, теперь мне ничего не остается, как пойти на кухню.

Рейлан колдует у плиты – сейчас там стоит сразу четыре сковородки, и в каждой что-то жарится. Парень надел мой передник поверх свежей фланелевой рубашки. Его темные волосы чистые и влажные, словно он уже принял душ, однако с бритьем, похоже, не заморачивался. Темная щетина придает парню лихости, особенно когда он улыбается, демонстрируя острые зубы.

Обычно мужчины не остаются у меня на ночь, так что я не привыкла, чтобы кто-то хозяйничал на моей кухне, используя мои сковороды и лопатки и разбрызгивая жир по плите.

Я даже не знаю, откуда, черт возьми, взялась вся эта еда, – я точно не покупала бекон, яйца и какие-либо ингредиенты для французских тостов.

По крайней мере, я чувствую насыщенный запах кофе и наливаю себе кружку.

– Завтрак почти готов, – говорит Рейлан.

– Обычно мне достаточно кофе, – отвечаю я.

– Кофе – это напиток, а не еда.