Читаем Разрушенная невеста полностью

   В это время -- уже после нового ареста Храпунова -- старик-майор в своей собственной усадьбе очутился в осадном положении. Шайка разбойников, довольно многочисленная, остановилась притоном в густом, непроходимом лесу вблизи от майорской усадьбы. Разбойники грозили майору ограбить его и подпустить в усадьбу "красного петуха", если он по доброй воле не даст им выкупа. У Петра Петровича не было денег, а потому он после долгого размышления решил в случае нападения разбойников биться с ними до последней крайности. Для этого он собрал всех мужиков, роздал ружья, пики, топоры и попросил своих крепостных постоять за него, не страшиться разбойников и храбро отражать их нападения.

   И вот как-то в половине апреля, перед вечером в горницу к Петру Петровичу впопыхах вбежал дворовый парень Никита и дрожащим голосом проговорил:

   -- Батюшка-барин, беда!

   -- Что, или разбойники?

   -- Нет, не разбойники, а какой-то важный-преважный боярин станом стал на нашем поле. Коней и людей с ним и не сочтешь!.. Слышь, шатры раскинули, да шатры все такие нарядные. Все твое поле заставили колымагами да повозками.

   -- Кто такой? Что за боярин?

   -- Не знаю. Пытался я спрашивать боярских людишек, да не говорят. Ох, беда!.. -- заохал Никита.

   -- Да откуда ты беду-то видишь, дурья голова?

   -- Как же не беда-то, батюшка-барин? Ведь все твое поле затоптали.

   -- Так что же? Посев еще не вышел. Пойти самому узнать, что за боярин на моем поле стал.

   Гвоздин, надев шапку, взял в руки трость и отправился в поле, но не узнал его, так как оно все было загромождено каретами, повозками и телегами, а посреди было раскинуто несколько красивых шатров.

   Петр Петрович, удивляясь этой картине, направился к одному шатру, который был наряднее других, решив, что это -- шатер самого боярина. Однако дворовые едва допустили его.

   -- Князь готовится опочивать, теперь нельзя его видеть!

   -- Мне всегда можно. Я не гостить пришел к вашему князю, а спросить, кто ему дозволил на моем поле станом стать, -- с раздражением заметил Петр Петрович.

   Его слова дошли до ушей князя Алексея; он вышел из шатра и, обращаясь к майору, проговорил:

   -- Прошу простить меня, сударь мой, я не успел побывать в твоей усадьбе, а за то, что я станом стал на твоем поле и потоптал его, ты будешь щедро награжден.

   -- Не за наградой я пришел к тебе, господин, а спросить, узнать, что за гостя мне Бог послал.

   -- Изволь, скажу: князь Алексей Григорьевич Долгоруков для ночлега себе выбрал твое поле.

   -- Возможно ли? Князь Алексей Григорьевич Долгоруков, важный, богатый...

   -- Ты хочешь сказать, был таким. Нет, перед тобою не прежний именитый князь, а опальный, ссылаемый в ссылку, -- с глубоким вздохом проговорил Долгоруков.

   -- А князь Иван Алексеевич где?

   -- Прежде чем ответить тебе на то, й должен узнать, с кем я говорю?

   -- Прости, князь, забыл сказать тебе о том: я -- секунд-майор в отставке Петр сын Петров Гвоздин.

   -- Давай руку и будем знакомы. Ты про сына моего спросил, про князя Ивана. Разве ты знаешь его?

   -- Нет, государь, я-то не знаю, а мой племяш Левка Храпунов, слышь, в дружбе состоял с твоим сыном.

   -- Как, Леонтий Храпунов -- тебе племянник? -- с удивлением воскликнул князь Алексей.

   -- Как же, как же, племянником состоит... Ох, лучше бы мне и не вспоминать о нем! Недавно его в кандалах увезли в Москву в острог... от молодой жены оторвали...

   -- От жены, ты говоришь? Стало быть, он женился?

   -- Да, князь, женился на Марусе... Марье Алексеевне, но и недели не выжил вместе с любимой молодой женой!

   -- Господи, какое совпадение, какой случай!.. Но где же жена твоего племянника? -- меняясь в лице, дрожащим голосом спросил Алексей Григорьевич.

   -- Со мною она живет, голубка, все время в горе да слезах проводит.

   -- С тобою? Веди меня скорее к ней.

   -- Как, князь, разве ты ее-то знаешь?

   -- Да, да, пойдем!.. Мне нужно видеть ее... говорить с нею... -- в сильном волнении добавил князь Алексей.

   -- Так милости прошу, князь-государь, в мою усадьбу. Мой домишка отсюда рукой подать.

   -- Пойдем, только надо это сделать так, чтобы никто не знал, что я пошел в твою усадьбу.

   Гвоздин направился в усадьбу; за ним в некотором расстоянии следовал Алексей Долгоруков. Этот опальный вельможа, идя к своей дочери, которую ему хотелось видеть, чтобы поговорить с нею, расспросить о многом, испытывал сильнейшее волнение. В теперешнем своем положении он уже мог сказать Марусе тайну ее рождения, назвать ее своей дочерью и прижать к сердцу. Он сознавал, что это его объяснение с Марусей уже не унизит рода Долгоруковых, так как они и без того уже довольно унижены.

   Князь Алексей и майор скоро дошли до усадьбы и застали Марусю с заплаканными глазами, печально сидевшую у окна. Молодая женщина с того дня, когда так неожиданно оторвали у нее любимого мужа и увезли в Москву, не знала себе покоя ни днем, ни ночью. Участь мужа мучила ее, наводила страшную тоску, близкую к отчаянию. Маруся отказывалась от пищи, от сна и в несколько дней так похудела и переменилась, что ее едва можно было узнать.

   -- Маруся, глянь-ка, моя сердечная, какого гостя я к тебе привел! -- воскликнул Гвоздин.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Династия в романах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза