Читаем Разрушенная невеста полностью

   Один только Артемий Петрович Волынский нисколько не испугался подать свой голос за Храпунова, но даже его голос остался "голосом вопиющего в пустыне".

   Императрица не забыла своего обещания Волынскому освободить из крепости Храпунова и вновь обратилась к Бирону с вопросом, какие же именно улики имеются против несчастного. Но на это герцог опять ответил:

   -- Не припомню. Если угодно вашему величеству, я спрошу у Ушакова.

   -- Спросить про это я и сама сумею, -- сердито проговорила Анна Иоанновна, -- но мне неприятно, что это дело так тянется. За Храпунова просил меня Волынский, и я дала ему слово освободить узника.

   -- Это сделать нельзя, государыня, -- твердым голосом проговорил Бирон. -- Я замечаю, ваше величество, что кабинет-министр Волынский открыто идет против меня... Мои враги становятся его друзьями... у него происходят собрания.

   -- Какие собрания? -- с неудовольствием спросила у Бирона Анна Иоанновна.

   -- Или, скорее, совещания относительно того, как бы отдалить меня от особы вашего величества, даже более -- искоренить меня, уничтожить...

   -- Что ты говоришь, герцог?

   -- Непреложную правду, государыня.

   -- Знай, герцог, Волынский -- мой верный слуга, и я не потерплю никакой обиды против него. Ты считайся с ним, как знаешь, это -- твое дало, но повторяю: Волынский -- нужный мне человек; его служба нужна государству!

   Бирон не стал возражать, а только как-то значительно улыбнулся.

   Между тем майор Гвоздин чуть не ежедневно ходил к Волынскому узнавать про участь своего племяша и всегда со слезали просил заступиться за Храпунова, доказывая его невиновность.

   -- Я и сам знаю, что Храпунов не виновен, но что же мне делать? Я просил государыню, она обещала отдать приказание освободить, но обещание, кажется, так и осталось одним только обещанием, -- при одной из таких бесед печально произнес Артемий Петрович.

   -- И бедняга мой племяш продолжает сидеть в крепости, ни в чем неповинный!.. Где же правда, ваше превосходительство, где правда? -- с тяжелым вздохом проговорил Петр Петрович, опуская свою седую голову.

   -- Спроси о том у Бирона... он скажет.

   -- Тяжелое время настает, ваше превосходительство, тяжелое! Бироновщина у нас на Руси командует. Лихва да неправда свили себе гнездо в нашей земле, а матка-правда, видно, улетела к Богу на небо.

   -- Да, да, ты прав! -- горячо воскликнул Волынский. -- Но так долго продолжаться не может, надо положить конец! Своеволие Бирона не знает предела. Довольно нам, русским, терпеть своеволие немца. Я объясню государыне все зло и неправду, которую старается посеять в нашей земле этот конюшенный герцог. Я стану на коленях просить государыню избавить наш народ от бироновщины!

   Артемий Петрович решил исполнить свое намерение и без боязни вошел в апартаменты императрицы. Герцога Бирона там не было, и Волынский, воспользовавшись удобным временем, решился напомнить государыне о своем ходатайстве за Храпунова.

   -- Помню, помню! Я говорила и с герцогом, и с Ушаковым, и оба они находят возможным выпустить из крепости твоего чиновника, -- быстро проговорила Анна Иоанновна.

   -- Ваше величество, но ведь это -- беззаконие! -- вспыхнув, проговорил Волынский.

   -- Что такое? Ты говоришь -- беззаконие? -- хмуря брови, переспросила государыня.

   -- Да как же? Разве не беззаконие неповинного человека держать в тюрьме? Государыня, у меня сердце изболело смотреть на беззаконие и неправду, которые свили себе гнездо в твоем царстве. Прости, матушка-царица, говорю, что чувствую. Народ на тебя, державная монархиня, все свои надежды возлагает. Будь матерью народа -- вытри его слезы... своей державной властью искорени в государстве и злобу, и неправду. Говорю и молю тебя, государыня, не от себя одного, а от всего народа русского. Внемли нашей слезной просьбе! -- и Артемий Петрович со слезами опустился на колени.

   -- Встань, Артемий Петрович... Господи, как все это скучно!.. Ну что вам от меня надо? Что? -- с раздражением проговорила государыня.

   -- Милости и правды, великая монархиня.

   -- Я знаю, чего вы хотите, чего добиваетесь... Вы хотите, чтобы я отстранила герцога? Ведь так?

   -- Не отстраняйте его, только ограничьте его власть.

   -- Ты, кажется, забываешься, Артемий Петрович? Ведь властвую над русской землей я, а не герцог.

   -- О, если бы это так было, ваше величество!.. Но этого нет! Бирон над Русью властвует, немец, пришлец...

   -- А я-то -- что же, по-твоему? -- вся вспыхнула государыня.

   Волынский молча понурил голову.

   -- Впрочем, довольно об этом! Надоело, прискучило! Ступай себе, Артемий Петрович, только, предупреждаю, в другой раз говори осторожнее. Твои слова могут быть доведены до ушей герцога, а я не советую тебе заводить с ним ссору и наживать в нем врага себе. Ты меня, надеюсь, понял?

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Династия в романах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза