Разрушитель кораблей

Тул боролся, пытаясь раскрыть пасть чудовищу при помощи рычага из корня, но даже силы получеловека для этого не хватало. Челюсти держали, как капкан. Аллигатор тянул Тула вниз, ко дну, вдавливал в ил.

Тула охватила паника. Он тонул. Он с трудом удерживался, чтобы не вдохнуть воду. Он снова попытался разжать челюсти, зная, что это бесполезно. Но сдаться он не мог.

«Рептилия – не враг тебе. Это просто зверь. Ты лучше».

Странная случайная мысль. Слабое утешение – быть убитым кем-то, чей мозг не превышает по размеру грецкий орех. Верхняя губа Тула презрительно приподнялась, обнажая клыки. Аллигатор продолжал вдавливать его в ил.

«Эта глупая тварь – не враг».

Сам Тул не был зверем, способным рассуждать только о нападении и драке. Он был выше этого. Он бы не прожил столько времени, если бы рассуждал как животное. Его единственные враги – паника и глупость, как всегда. Ни пули, ни клыки, ни мачете, ни когти. Ни бомбы, ни колючая проволока.

И не эта тупая тварь. Нет, только паника.

Он не сможет вырваться из зубов аллигатора. Это идеальный капкан. Они созданы для того, чтобы сомкнуться и не отпускать добычу. Никто еще не смог разжать челюсти аллигатору. Даже такой сильный получеловек, как Тул. Не стоит и пытаться.

Вместо этого Тул свободной рукой обхватил голову аллигатора, взяв ее в медвежий захват, и сжал. Челюсти на его плече сжались еще сильнее, а зубы глубже вонзились в плоть. Кровь Тула заклубилась в воде.

Крошечный разум аллигатора, наверное, обрадовался, когда зубы погрузились в тело врага. Но кисть руки Тула, дошедшая чуть ли не до желудка, была свободна. Он мог напасть не только снаружи, но и изнутри.

Тул повернул обломок мангрового корня и начал методично тыкать им в нёбо аллигатора. Проткнув нёбо, он втыкал обломок все глубже и глубже.

Аллигатор, почувствовав, что что-то не так, что теперь страдает он сам, попытался раскрыть пасть, но теперь уже Тул удерживал его.

«Не убегай, – думал он. – Ты как раз на месте».

Кровь струилась из плеча Тула, но азарт битвы придал ему сил. У него было преимущество. Да, у него кончается воздух, он умирает, но древнюю рептилию он прихватит с собой. Челюсти аллигатора очень сильны, но он не может так же легко открыть их.

Мангровый корень сломался, но теперь Тул вонзил в рану когти.

Аллигатор бешено дергался, пытаясь освободиться. Несколько десятилетий, посвященных убийствам, не подготовили его к встрече с созданиями вроде Тула, куда более дикими и ужасными, чем он сам. Он дергал головой, тряся Тула, как собаки трясут крысу. Перед глазами Тула вспыхивали звезды, но он держался. Воздух почти кончился. Его кулак дошел до кости.

Одним последним движением Тул проломил череп рептилии и вырвал ее мозг.

Аллигатор дернулся в агонии.

Понял ли он, что потерпел поражение? Что он умирает, потому что не был создан для встречи с Тулом?

Тул смял его мозг в кулаке.

Жизнь гигантской рептилии утекала. Она стала жертвой чудовища, которое не должно было появиться на земле, нечестивого создания, предназначенного для убийства, выращенного в лаборатории и испытанного в тысяче битв.

Тул когтями вырвал последний клочок мозга древней ящерицы, и аллигатор обмяк.

Первобытное торжество затопило душу Тула. Его враг повержен. В глазах у него почернело, и он выпустил тело.

Он победил.

Даже умирая, он победил.

3

– Хватит, Маля. – Доктор Мафуз выпрямился со вздохом. – Мы сделали все, что могли. Дадим ей отдохнуть.

Маля села на пятки и стерла с губ слюну умирающей Тани, прекратив попытки заставить дышать девушку, которая дышать уже перестала. Девушка лежала перед ней, не двигаясь. Пустые синие глаза смотрели в бамбуковый потолок хижины.

Кровь покрывала все вокруг: доктора и Малю, Тани, пол, старого мистера Сальваторе. Десять пинт. Доктор учил Малю, что в человеке ровно столько крови. Сейчас ей казалось, что все эти десять пинт вылились из жил пациентки. Кровь была ярко-красная, насыщенная кислородом. Не синеватая, как остатки плаценты, а красная. Красная, как рубины.

Какой бардак.

В хижине воняло. Горелым растительным маслом от лампы, железистым запахом крови, потом отчаявшихся людей. Запах боли.

Солнечный свет лился через трещины в бамбуковых стенах, падал на пол горячими клинками дня. Доктор Мафуз спрашивал, не хотят ли Тани и мистер Сальваторе рожать снаружи, где прохладнее, и светлее, и больше воздуха, но мистер Сальваторе придерживался традиционных взглядов и хотел обеспечить дочери уединение – пусть даже в ее личной жизни уединения не было никогда. И теперь они все тонули в запахе смерти.

В углу хижины тихо лежал на горе грязных одеял убийца Тани. Младенцу уделили не больше секунды, но Маля так обрадовалась, что маленькое складчатое существо оказалось здоровым, что сама удивилась. К тому же роды оказались намного короче, чем она ожидала.

А потом глаза Тани закатились, и доктор велел: «Маля, иди сюда, пожалуйста» – тем тоном, которым он сообщал ей, что произошло что-то по-настоящему страшное, не желая при этом пугать пациента.