Разрушительная игра

Позвольте прояснить, господин спикер. Я не собираюсь отрекаться, отходить в сторону или передавать свои обязанности кому-то еще.

До сих пор я была пассивной участницей собственной жизни: позволяла другим принимать за меня решения, терпела оскорбления прессы и презрение таких, как Эрхолл.

Хватит. Пора брать все в свои руки.

Политическая жизнь Эльдорры была полем битвы – и вот-вот раздадутся первые выстрелы.

Глава 25 Рис

Кто-то однажды сказал, что ад – это другие люди[11].

Они были правы.

В частности, ад – наблюдать, как другие люди скользят по катку, пьют горячий шоколад и строят друг другу глазки, как в проклятом романтическом фильме.

Черт подери, сейчас даже не Рождество. Все куда хуже.

Сейчас – День святого Валентина.

На моей челюсти дернулся мускул, когда послышался хохот Бриджит и более глубокий смех Стефана, и желание кого-то убить – например, блондина, имя которого начинается на букву «с», – усилилось.

С чего вообще может быть такое веселье?

Я не мог представить ничего способного так рассмешить, тем более сказанного святым Стефаном.

У Бриджит и Стефана даже не должно было быть свидания. С вечера бала прошло всего четыре дня. Кто, черт подери, идет на свидание с человеком, которого знает всего-то четыре дня? Нужно проверить биографические данные и провести слежку, чтобы убедиться, что Стефан не тайный убийца-психопат и не насильник.

Я считаю, принцессы не должны ходить на свидания, пока не будут собраны данные о жизни кандидата хотя бы за год. А лучше за пять лет – на всякий случай.

К сожалению, королевскую семью совершенно не волновало мое мнение, поэтому я находился на самом большом катке Атенберга и наблюдал, как Бриджит улыбается Стефану, словно тот избавил мир от голода.

Он что-то сказал, она опять рассмеялась, и его улыбка стала шире. Он убрал с ее лица выбившуюся прядь волос, и моя рука потянулась к пистолету. Возможно, я бы его вытащил, если бы каток не кишел репортерами – они фотографировали Бриджит и Стефана, записывали их на камеры и вели трансляцию их свидания в «Твиттере», словно это были Олимпийские игры.

– Какая милая пара, – проворковала стоявшая рядом журналистка, фигуристая брюнетка в ярко-розовом костюме, от которого рябило в глазах. – Не считаете?

– Нет.

Она моргнула, явно удивленная лаконичным ответом.

– Почему нет? Вы имеете что-то против его светлости?

У нее буквально слюни потекли от предвкушения пикантной истории.

– Я сотрудник, – пояснил я. – У меня нет мнения о личной жизни работодателя.

– Мнение есть у всех. – Журналистка улыбнулась, напоминая акулу, скользящую у поверхности. – Меня зовут Джас. – Она протянула руку. Я не отреагировал, но это ее не смутило. – Если захотите высказать мнение… или что-нибудь еще… – в ее голосе проскользнула игривая нотка, – звоните.

Она вытащила из сумочки визитку и сунула мне в руку. Я чуть ее не выбросил, но из вежливости сунул в карман, даже не глядя.

Оператор Джас что-то сказал ей по-немецки, и она отвернулась в его сторону.

Отлично. Терпеть не могу любопытных людей и пустую болтовню. Кроме того, я был занят – пытался не убить Стефана.

Перед свиданием я проверил его биографию, и на бумаге он чертовски идеален. Сын герцога Гольштейнского, одного из самых влиятельных людей в Эльдорре, – опытный наездник, свободно говорит на шести языках, с отличием окончил Гарвард и Оксфорд, где изучал политологию и экономику. Хорошо проявил себя в благотворительности, а его последние романтические отношения мирно закончились два года назад. В личном общении он показался мне дружелюбным и искренним.

Я его ненавидел.

Не за полученные с детства привилегии, а потому, что он мог свободно прикасаться к Бриджит на публике. Мог кататься с ней на коньках, смешить, убирать волосы с глаз – и не бояться никаких упреков.

А мне оставалось лишь стоять и смотреть, потому что женщины вроде Бриджит не предназначались для мужчин вроде меня.

– Ты никогда ничего не добьешься, маленький говнюк! – выпалила мама, глядя на меня со злобой и ненавистью. – Посмотри на себя. Бесполезный, тощий. Надо было избавиться от тебя, пока я могла!

Я молчал. Когда я возразил ей в прошлый раз, она так сильно избила меня ремнем, что вся футболка пропиталась кровью и я не мог спать на спине несколько недель. Я понял: лучший способ справиться с ее плохим настроением – надеяться, что со временем она забудет о моем присутствии. Обычно это происходило, когда она выпивала половину бутылки.

– Если бы не ты, я бы уже выбралась из этого вонючего города.

Обида накатывала на нее волнами. Мама стояла у стола в полинялом розовом халате и курила сигарету. Бледная, с ввалившимися щеками – ей еще не было тридцати, но выглядела она на все сорок.

Я спрятал руки под мышками и попытался сжаться в комок, а она продолжала ругаться. Был вечер пятницы. Я ненавидел пятничные вечера – впереди ждали целые выходные с мамой наедине.

– Пустое место… ничего общего с отцом… ты меня слушаешь, кусок дерьма?