Разрыв. Этот длинный, длинный день

- Давайте поклянемся, памятью предков и чаяниями потомков, что до последней капли крови и до последнего вздоха будем неустанно и бескорыстно служить Отечеству и своему народу. Будем защищать его интересы и дружно стоять плечом к плечу с нашими товарищами, ставя интересы народа, превыше собственных. Обязуемся соблюдать дисциплину и нести персональную ответственность за каждое принимаемое нами решение. Если кто из нас нарушит слова данной клятвы, то пусть карающая рука его товарищей настигнет его, где бы он ни был. И не видать ему покоя ни на этом, ни на том свете. Жизнь - Родине, сердце - любимым, честь - никому. Клянемся!

- Клянемся! - воодушевленно воскликнули все военные.

- Клянемся! - повторил он.

- Клянемся! - подхватили и те, кто через каналы военной связи был на экранах мониторов.

- Клянемся! - в последний раз прогремел его голос.

- Клянемся! - переходя в крещендо, отозвались уже все присутствующие, включая вскочивших со своих рабочих мест дежурных операторов, ответственных за то или иное направление обороны.

- Я - слышал! - ударив себя кулаком в грудь, произнес Посланник.

- Земля - услышала! - указал он перстом вниз.

- Вода - услышала! - махнул он рукой куда-то неопределенно.

- Небо - услышало! - подняв кверху тот же самый палец, торжественно произнес волхв. - Да будет посему!

III.

В начавшейся после принятия клятвы суете, никто не заметил, как и куда исчез Посланник. Суету прервал офицер связи, который доложил о том, что по "горячей линии" с Начальником Генштаба хочет срочно связаться его коллега из США. Пришлось срочно идти в "переговорную", где находился специальный аппарат связи "прямой линии", созданной специально для срочного разрешения конфликтов еще при Хрущеве. Комната, в которую вошел Валерий Васильевич, находилась в подвале Центра, всячески защищенном от любого вида перехвата, прослушивания и фиксирования, всех потенциальных переговоров. Ее аналоги находились в здании министерства обороны и Кремле. В скудно обставленном помещении находился лишь Г-образный стол с двумя крутящимися креслами для лица, ведущего непосредственные переговоры и для переводчика, одновременно исполняющего обязанности телефониста. На столе стояли два идентичных телефонных аппарата с "навороченной" клавиатурой и встроенном принтером. Переводчик, он же телефонист уже находился на своем месте. Афанасьев в школе и вузе изучал немецкий язык и владел им достаточно приличном уровне, как и покойный ныне президент, а вот английский, тем более американизированный разговорный понимал с большими трудностями, поэтому наличие профессионального переводчика было крайне необходимо. Генерал, не мешкая, снял трубку с рычага и поднес ее к уху:

- Начальник Генерального Штаба Вооруженных Сил Российской Федерации генерал армии Валерий Афанасьев у аппарата, - отрекомендовался он. Его сосед по столу повторил за ним, то же самое, только по-английски.

На том конце густой баритон Начальника комитета Штабов пророкотал, судя по тону, приветствие, а переводчик, слегка растягивая гласные, подтвердил догадку Афанасьева:

- Приветствую тебя, Ва-ле-ри! Это Майк Милли - твой вечный ночной кошмар, - не к месту решил сострить бравый американец.

- Здравствуйте, мистер Милли! Не стоит преувеличивать. В рейтинге моих ночных кошмаров вы не присутствуете, - заметил Афанасьев, невольно поджимая губы.

Милли не стал тянуть резину в дипломатических политесах, в которых был, откровенно говоря, не силен, поэтому сразу взял с места в карьер:

- Несмотря на столь раннее утро, мы тут уже в курсе того, что у вас произошло. Это, безусловно, весьма и весьма масштабная трагедия мирового значения.

- Да, - ответил Афанасьев, - для нас и для наших друзей это настоящая трагедия, унесшая жизни не только целого ряда руководителей ОДКБ высшего звена, но большое количество гражданских лиц, среди которых было много людей преклонного возраста и абсолютных некомбатантов. И мы, разумеется не оставим это вопиющее злодеяние без ответа.

- Я понимаю твои эмоции, Валерий, - уже более вкрадчиво и продолжая фамильярно относиться к собеседнику, желая тем самым расположить его к себе, произнес Милли. - Однако мне и моему руководству несколько непонятны твои телодвижения.

- Что вы мистер Милли подразумеваете под "несколько непонятными телодвижениями" с нашей стороны? - выдерживая официальный тон, спросил Афанасьев.

- Я имею ввиду вашу игру ядерными бицепсами, - сказал уже более жестко Милли, видя, что его собеседник не хочет поддерживать с ним игривый тон.

- Наше поведение полностью соответствует угрожаемой обстановке, - сухо констатировал Афанасьев и добавил,- полагаю, что в схожей обстановке вы поступили бы точно так же.

- Да, пожалуй,- нехотя согласился тот. - Но столь явно демонстрировать на показ открытые люки ракетных шахт... Мы, в Штатах, расцениваем это как сигнал именно для нас, что не может вызывать у нас чувства искреннего негодования.