Говорят же, что у мужчины только одна страсть, а у женщины — тридцать две. (Персы полагали, что их у нее целых семьдесят шесть, но они никогда не отличались трезвыми суждениями.) Однако Грс не знал этого. Не знал он и того, что желание женщины вертикально, а горизонтально множество, в котором личность мужчины, в данном случае Яно Грса, являет собой лишь одно из звеньев в цепи неодолимого естества. Но Яно человек действия, и потому он надевает на пижаму тренировочный костюм, на костюм — халат и выходит в летнюю ночь.
Мы видим, как он, передвигаясь на руках по карнизу, приближается к открытому окну, из которого льется матовый свет. Это окно на опасно высоком втором этаже, прямо над бетонной лестницей. Яно достигает окна, за которым видит широченную кровать, где спит, как принцесса, его Ганка. Ветерок колышет легкую ткань ее рукавов, едва закрывающих округлые локти. Наш взгляд проникает и в угол комнаты, где на раскладушке, тесно прижавшись друг к другу, спят Голем и Ганкин брат. Они стойко, как и подобает верным стражам, переносят неудобства. Храпят. Это крепкие парни, которым неведомы ни угрызения совести, ни ночной страх, ни тоска. Яно проникает в комнату, опускается на колени перед Ганкиной постелью и будит ее нежным прикосновением. Ганка вскрикивает, но тут же прикладывает руку к маленькому рту. Она в восторге от прихода Яно, обнимает его и говорит:
— Я тебя ждала, дорогой. Люблю тебя. Только помни об этом драконе, он может съесть тебя, и я снова буду в его плену. Поди ко мне, побудь в моих объятиях.
Яно ныряет к ней под одеяло — они елозят, вертятся под ним так шумно, что Голем просыпается. Ганка и Яно замирают. Голем сосчитывает торчащие ноги, и ему сразу все становится ясно. Он протягивает свои железные руки, хватает пару больших ног за пятки и одним рывком извлекает Яно из-под одеяла. Он сбрасывает жертву на пол и внимательно изучает ее. Спрашивает, подчеркивая каждое слово:
— Как ты сюда попал?
Яно указывает на окно. Голем рычит:
— Вон!
Яно пятится к окну и снова пускается в путь по карнизу. Тут на него наводит свои рефлекторы ночной патруль ОБ. Яно, не раздумывая, влезает в соседнее открытое окно.
Присмотревшись в темноте, он видит на большой кровати спящую женщину, с лицом как желтая дыня, с волосами как стерня, мускулистую и здоровенную. Яно сворачивается в уголке и ждет, пока рефлекторы не перестанут скользить по стене. Но сквозняк прихлопывает окно, женщина просыпается и замечает в углу Грса.
Глаза ее мечут искры, она натягивает на голову черный парик и раскрывает объятия.
Говорит:
— Поди сюда, мальчик. Я тебя кое-чему научу.
Грс тщетно обороняется. Баба сильная, она хватает Грса и засовывает его, словно игрушку, меж своих мускулистых ляжек. В ее объятиях Яно проводит долгое время.
Женщина, насытив свои низкие инстинкты, сбрасывает Яно на постель и говорит:
— Скажи, мальчик, что ты хочешь от меня? Можешь выбрать деньги, добрый совет или обещанье дружбы.
Яно тянется к дверям. Женщина подает ему бутылочку с какой-то жидкостью:
— Вот тебе. Я знаю, где ты был и что тебя мучит. Дай этой водицы тому великану, и победа будет за тобой.
Ведьма провожает Яно до самого сада за отелем, откуда уже рукой подать до «Мирамара». Измученный Яно доплетается до своей комнаты, залезает в постель и крепко засыпает. Первая попытка освободить принцессу не удалась. Надо собраться с мыслями, а иначе не заполучить Ганку, не вызволить ее из когтей дракона».
Однако пришла пора потихоньку нащупывать заключительные контуры нашей киносказки.
Размышляя о дальнейшем ходе событий, я понял, что мой Голем весьма напоминает доброго царя из поэмы Фахр ад-дина Гургани[34] «Вис и Рамин». И решил сделать Голема добряком, который не уничтожает своего соперника: он будет страдать и чувствовать себя несчастным, так как не может не видеть, что Ганка готова уйти к Грсу (Дон Жуану из Жабокрек). Поскольку он Ганку любит и слишком добр, чтобы убить Грса, весь фильм будет строиться на том, как он пытается прогнать его. Высшая справедливость, возможно, в конце концов и покарает Дон Жуана, но не обязательно. Действие теперь сосредоточивается вокруг Голема…
Однако домочадцы без конца мешали работать. Сестра договорилась с женой, что мы будем присматривать за ее дочкой, поскольку детский садик был на время закрыт. Придя с работы, сестра взяла ребенка и пошла в магазин, не предупредив нас. Когда она вернулась, я попросил ее все-таки ставить нас в известность, когда она забирает ребенка. К тому же не худо бы и поблагодарить нас, добавил я. Рассердившись, сестра сказала, что попросит соседей присматривать за ребенком. Тех, пожалуй, и благодарить не придется.
Жена опять жаловалась, что моя мать не впускает ее в дом: это продолжается с тех пор, как они подрались на дочкиных именинах. Обе упрямы до умопомрачения. Жена нарочно ходит туда, стремясь прорваться к дочери, а мать неумолимо стоит на том, что моей жене в ее дом ход заказан.