Разум

Поняв эту мысль, я почувствовал себя словно опьяненным большим глотком вина. Но не пьянит ли меня, подумал я, великодушие или разум, который дал мне возможность найти эту волю у моей жены и у отца и в конечном счете у себя самого? Современная прагматическая философия так сильно влияет на наше познание, что даже у себя, если быть искренними, мы уже не ищем чистых побуждений своих поступков или радостей, а пытаемся найти их в некой математической формуле, выведенной из макромира, то есть из геометрии, физики, экономики, биологии. Тем самым мы искажаем свое отношение к другим людям, поскольку и у них не в состоянии найти чистые проявления доброй воли, не подвергшиеся влиянию инстинктов или иных сил. Мы пытаемся из этих прагматических законов сделать вывод о неизбежности доброй воли и, стало быть, снова впадаем в прагматизм и забываем о том, что коль скоро и добрая воля есть вымысел, то она сильнее и необходимее, чем разум, который по большей части теряется в догадках, а если и должен чем-то вдохновиться, то все равно остается как бы на заднем плане. Эта его неуверенность проявляется при оценке не только отдельных личностей, но и великих исторических эпох, которые мощно влияют на наши чувства и не оставляют нас равнодушными, но которые с точки зрения разума малопрактичны. Поэтому мы осуждаем их или рассматриваем как некое причудливое нагромождение событий, ошеломляющих нас игрой различных противоречивых сил, словно шахматная партия. До сих пор именно так, по-обывательски, множество людей смотрит на гигантские катаклизмы всех мировых революций. В революциях такой человек выискивает лишь всяческие пикантности и бывает чрезвычайно рад, если находит там больше подлости, чем добра, но он не ищет за революцией закулисного фона сильной и доброй воли или же доброй, но слабой воли. Однако я несколько подменил понятия, когда к воле в кантовском смысле добавил определение сильная (воля).

Вот так и я с младых ногтей мучаю себя исследованием своих мотивов. Устанавливаю всякий раз, было ли мое побуждение чистым или нет. Не задумываясь над правильностью выводов Канта, более того — даже не изучая их, я руководствуюсь его мыслью о чистоте доброй воли. И вот уже пятнадцать лет, то есть с момента вступления в брак, я считаю, что мои усилия вылечить жену определяются абсолютно чистыми мотивами, что они сообразуются лишь с сознанием долга.

Да, до сих пор я считал, что мой отъезд в Нову Весь, в раздолье отцовского сада, был продиктован чувством долга. Но мой добрый умысел снова потерпел крах в практическом испытании: оказалось, что жена не хочет здесь жить, что она ходила даже справляться, не будут ли наш квартал застраивать новыми домами. Инженер, который разговаривал с ней, столкнулся с неожиданными трудностями: жена не могла показать на карте, где наше жилище.

Когда я спросил ее, какие мотивы побудили ее собирать эти сведения, она заявила, что готова была бы прописаться здесь постоянно — по сей день она прописана у родителей в центре, — если взамен нашего дома нам дадут государственную квартиру. Однако инженер сказал ей, что, если наш дом оформлен как дача, квартиру мы не получим. Затем я объяснил жене, что, даже останься она прописанной у родителей, это не явилось бы препятствием для предоставления нам квартиры, скорей — наоборот. Но если, добавил я, для строительства нового квартала понадобится снести нашу лачугу, то нам возместят убытки, и я поставлю новый дом на том участке, который будет предусмотрен планом. И у меня будет на это право, так как мне положен другой участок взамен теперешнего. А до тех пор мы могли бы пожить у моей матери на Каштеле.

В ответ на это моя жена положила на письменный стол заявление с просьбой о предоставлении нам государственной квартиры. Сперва я автоматически стал заполнять графы, а потом вдруг вскипел от злости. Когда представил себе, что мне придется бросить своих собак и кошек и всю эту природу и переехать неведомо куда, то осознал вдруг, что притащил сюда жену не ради ее здоровья, а ради своей давней мечты: жить одному с собаками, которых в детстве не посчастливилось иметь, и в том месте, которое люблю. Немалую роль здесь, пожалуй, сыграло и то, что я лично знаю всех соседей, и пусть не умираю от любви к ним, но все-таки они мне ближе, чем добропорядочные жильцы некоего кооперативного дома, которые знай себе собираются и коллективно обустраивают окрестности своего панельного обиталища. Я разорвал заявление на квартиру и сказал, что от государства ничего не хочу и что только тогда подчинюсь обстоятельствам, если наш дом будет подлежать сносу. Впрочем, возможно, строительство пойдет в обход дома, а уж коль проведут канализацию и газ, то мы от этого только выгадаем. Если же у архитекторов возникнут какие-то претензии к экстерьеру дома, то я постараюсь приспособить его к общему виду улицы, взяв даже ссуду из банка. Подниму крышу, сделаю ее из керамических перемычек, и толь будет уже лежать не на дереве, а на бетоне, что выглядит гораздо богаче.