Впрочем, не надо бояться, что на студии вы кого-то сделаете своим недругом. Через некоторое время к вам присоединится имярек — он тоже считает себя его врагом. Такое сообщество создается медленно и осторожно, тот, кто вас выбирает в друзья на основе вашего расхождения с кем-то третьим, использует самые рафинированные методы, отточенные художественной фантазией, амбициозностью и долголетним опытом. И потому даже я не испытывал страха, что окажусь в одиночестве, — я просто боялся, что дал повод причислить меня к какой-то клике.
Сперва я решил избежать этой опасности самым простым способом — ни с кем не общаться. Но чуть позже я понял, что это неправильно. Самое лучшее — всегда говорить правду, в крайнем случае это принесет мне титул идиота, который все-таки можно вынести.
Скажу откровенно: у меня, пожалуй, и не было бы этих опасений, не будь я в такой мере зависим от сослуживцев. Они же будут высказываться о «Дон Жуане из Жабокрек». Но теперь я уже вряд ли дождусь от них хороших, толковых советов, пусть даже горьких, — боюсь жестокого и беспощадного осуждения. Мне нужны деньги, а их я могу заработать исключительно сценариями. У меня даже мелькнула мысль, что сегодняшнее собрание, на котором директор поддержал меня, припугнуло моих коллег и они примут «Дон Жуана». Как я ни старался отогнать от себя эту постыдную мысль, она то и дело лезла мне в голову, обретала новые формы, и я снова вернулся к своему первоначальному решению не общаться ни с кем. Возможно, это и устрашит моих рецензентов, размышлял я, как торгаш, стремящийся сбыть свой товар. Я бы мог найти себе оправдание, будь я хотя бы уверен в добротности текста, но, не зная точно, хорош он или плох, я уже думал о его продаже. Отвратительно! Следовало бы учредить какой-нибудь независимый орган, чтобы он оценивал сценарии вне зависимости от их реализации. Конечно, с течением времени все равно реализовались бы лишь те сценарии, что получили бы высшие оценки. Но, с другой стороны, если бы стало известно, что от этого органа зависит судьба сценария, он очень скоро попал бы в орбиту влияния какой-нибудь клики. Дальше этого словацкая коллективность не пошла бы: она бы ограничивалась небольшими группками, которые весьма эффективны при продаже розничного товара. Между тем кинематограф со своей высокой обобществленностью труда не может функционировать на основе схем, пригодных для мелкого товарного производства. Я, конечно, не хочу хулить кино, но мне представляется невероятным, чтобы в нем восторжествовали отношения, которые нам хотелось бы считать социалистическими.
Убедив себя столь благородно в своей непогрешимости, внушив себе, что я один из немногих справедливых, я начал играть на гитаре. Любо Польняк не раз говорил мне:
— Ты спешишь покончить с любой работой, чтобы поскорей взяться за гитару.
Семнадцатая глава
Год перекувырнулся, подошла первая годовщина смерти отца. В понедельник слегка потеплело, все подсохло, в саду и на улице воздух был таким же, как и в минувший год. Деревья еще не пожелтели — выпало много дождей, но листья уже тронуты увяданьем. Возможно, это только мое ощущение, но в конце августа в лесах и на лугах, повсюду, где что-то растет, начинают летать особые птицы и насекомые, издающие уже иные звуки, чем летом. К этому присоединяются запахи зрелых плодов — и все это вместе усыпляет.
В понедельник в полчетвертого утра я глядел на звезды. Небо было чистое, луна во всей красе заходила на юго-западе над ближним горизонтом, который замыкают деревья соседского сада. Она была красной и мглистой. Ей осталось быть на небе еще четверть часа — на другой день наступало новолуние.
Чтобы снять неприятные ощущения в желудке, я растворил в стакане гастрогель и этой жидкостью запил таблетку белласпона. И снова лег. Разбудила меня кошка, убежавшая от жены. Было девять утра, в комнату заглянуло солнце. Кошек в дом мы не пускаем — боимся, как бы не занесли нам опять блох. Сонный, я налил ей в миску молока. Потом, обнаружив, что газовый баллон пуст, вспомнил, что как раз сегодня их меняют. Я установил и подключил полный баллон под навесом, сделанным еще отцом, чтобы баллон не мок, положил пустой на тележку и поехал в поселок. Машина с баллонами пропана-бутана стояла перед корчмой. Шофер спал в кабине, грузчик же тащил два баллона в кухню корчмы. А в поселке баллонов дожидалось уже множество народу. Времени было достаточно. Я купил в магазине хлеба и клубничного сиропа. Потом зашел на кладбище к отцу. Поселок отсюда виден, и машину с баллонами, надо думать, не провороню.