Разум

Еще засветло я отправился в обратный путь. Пришлось возвращаться дотемна — на велосипеде не было фонарика. И вот я дома. Сажусь играть. Я сел на стул, ногу положил на табуреточку, то есть принял то положение, какое изображено на первой странице «Школы игры на гитаре», и взял первые аккорды. Сейчас играть было гораздо удобнее, чем без табуреточки или держа гитару на ремне. Так она очень устойчива.

Вдруг в носке у меня оказалась блоха — верно, только что забралась, ведь, влезь она туда раньше, не стала бы кусаться только сейчас. Пришлось взяться за поиски. Но когда я было поймал ее и хотел придавить ногтем, она скакнула — только ее и видели. Я решил не ложиться спать до тех пор, пока она снова не даст о себе знать — чтоб не просыпаться потом. Когда гитара утомила меня, я взял книгу — но блохи нет как нет. У меня разболелась голова и следом пронзила острая язвенная колика. Я тотчас покорно лег, проклиная собственное здоровье и свою дурацкую натуру. Одно с другим переплелось, но не без умысла: все направлено против меня. Поскольку я болен, то и убирать не могу, как положено. Поэтому у меня блохи, поэтому я не могу спать и поэтому не могу написать хороший сценарий. А поскольку не могу написать, я беспокоен, неуверен, не знаю, что будет со мной — о будущем боюсь и подумать. Человечество я не спасу, это явно, и надо сдаться. Зачем жить лишь по обязанности? Уж лучше смерть. Но вешаться я не стану — дочке будет стыдно. Надо подождать, пока все придет своим чередом.

Короче, всю ночь я ужасно мучился. Был переутомлен работой, боялся уснуть, чтобы не разбудила меня блоха и чтобы этот заколдованный круг не обернулся болями.

Я приготовил себе молока с медом и после этого снадобья ненадолго уснул. Снилась мне Нова Весь, какая она была прежде: красивая, зеленая, занятная. Повсюду деревья. По улице ходили гуси и собаки, лошади и коровы. Во сне я шел по полю, шагая к часовенке, и луга были зелеными, и деревья тоже, а машин ни следа. И не сказать чтоб уж так давно это было, когда Нова Весь утопала в зелени.

Проснувшись, я почувствовал еще большую грусть, чем до того, как уснул. Сейчас Нова Весь сплошь застроена городскими домами. Возможно, кому-то это и нравится, а мне остается только желать, чтобы поскорей все достроили и можно было бы спокойно выйти на улицу. Да, я отсюда, наверно, уеду. Ведь и сад уж не так хорош, смердят тут игелитовые парники. Особенно летом, когда игелит растапливается на солнце, здесь стоит вонь — чисто на химической фабрике. Это не может не влиять и на зелень. Но скупердяйка соседка, для которой важны только деньги, поставила на своем участке уже третий парник. Ни дать ни взять мусорная свалка. А о соседях с другой стороны и говорить нечего.

Возможно, славно было бы жить в Якубове или Малых Леварах[40], где можно было бы снять квартиру. Со временем все равно приходишь к выводу, что дорога на работу, какой бы долгой она ни была, не так уж лишена смысла. Работая на чугунолитейном, я трясся в трамвае целый час. Но мне и в голову не приходило перебраться куда-то поближе — ведь заявляйся я слишком рано домой, у меня вообще могло бы возникнуть ощущение, что я все еще торчу на работе. (Кстати, из-за этого замечания может показаться, что, по моему мнению, люди не любят работу. Если говорят, что человек порой любит работу и даже более — будто она становится смыслом его жизни, то забывают добавить, что это особый вид любви или особое понимание смысла жизни. При воспитании молодых людей это чувство огульно понимается так, что каждый, кто поступает на работу, должен быть в неком восторге от нее — предположительно этот восторг является целью, идеалом. Однако если мы порой и ругаем свою работу, то это вовсе не противоречит тому, что мы одновременно и любим ее. И в этом нет никакой амбивалентности чувств. Мы ведь и на саму жизнь не раз нападаем, а при определенных обстоятельствах и достаточно почтенные люди желают себе смерти, но в действительности они тем самым лишь реагируют на конкретную неприятную, временную ситуацию. И в работе перевешивают положительные чувства и переживания. Люди любят работать. Их ворчание по поводу работы — своеобразный вид похвальбы. Они хотят показать, что относятся к ней всерьез. Поэтому ложны все те представления о так называемом рабочем энтузиазме, который якобы пронизывает все человеческое существо. Ведь если работа становится поистине единственным смыслом, целью жизни, действует как наркотик, то человек забывает о других вещах, которые в равной мере относятся к жизни. Нетрудно заметить, что такой восторг, такой постоянный уход в работу не только немыслим, но и вреден.