Разум. Что значит быть человеком

Одной из этих тюрем представлялась идентичность. Первый уровень личной идентичности — принадлежность к нашему телу, индивидуальное «я». Есть также отношения с семьей, фигурами привязанности и другими людьми, входящими в нашу тесно связанную единицу. Иногда эта расширенная единица личной идентичности еще больше и включает членов сообщества, района или религиозной группы. Есть старый еврейский анекдот. Человек прожил 20 лет на необитаемом острове. Когда его, наконец, нашли, он предложил спасителям посмотреть на здания, которые он построил. Он показал свою скромную хижину в маленькой долине, библиотеку, храм на вершине холма, спортплощадку на склоне и еще один храм рядом с пляжем. На вопрос, зачем нужны два храма, если на острове все равно больше никого нет, человек ответил: «Я в жизни не стану ходить в другую церковь!» Различение внутренней и внешней группы закодировано в генах. В давние времена от других пещерных людей могла исходить угроза: жители пещеры A были просто ужасные, а пещеру Б населяли отъявленные мерзавцы. Чтобы почувствовать себя в безопасности и понять, кому можно доверять, а кого лучше остерегаться, человеку нужна была своя группа.

Еще хорошо входить в группу с широкими этническими связями, религиозными верованиями и культурными практиками. Да, можно почувствовать себя «знакомо», ассоциируясь с такими, «как мы», но когда установились эти границы схожести? Разве все человеческие существа, в сущности, не похожи друг на друга? У нас разный цвет кожи, национальность, пол и гендерная ориентация, политические взгляды и религиозные убеждения, которые связывают нас, одновременно сталкивая.

Естественно предположить, что в ходе эволюции, когда складывались внутри- и внешнегрупповые различия, помогавшие человеку выжить, сопричастность сообществу была жизненно важной. Но куда в итоге ведет процесс группировки в мозге, который формирует наш воплощенный разум? Как мы обсуждали во время прогулки по Ватикану, не часть ли мы единого человечества? В чем сейчас польза для нашего благополучия от этого деления людей на «типы»? Более того, не часть ли мы сообщества живых существ и даже экосистемы целой планеты? Выводя себя из принадлежности к этому дифференцированному, но связанному целому, где мы остаемся?

Ограничение идентичности человека сегодня, во время глобальных потребностей, кажется, действует против интеграции, особенно широкой и приглашающей к идентичности. Но как стимулировать расширение интеграции жизней в условиях угрозы? Часть ответа кроется в более глубоком осознании, что наш отношенческий разум не подчиняется какому-то року, не привязан неизбежно к тому, что эволюционировавший мозг должен создать в жизни. Другими словами, разум может подниматься над врожденными, генетически и эпигенетически обусловленными склонностями мозга, нарушающими интеграцию, и двигать нас к более полезному и здоровому интегрированному образу существования в мире.

Есть способ жизни и действий, благоприятный для такого освобождения. Нужно почувствовать хаос и скованность, сосредоточиться на сфере, из которой они возникли, а затем культивировать различия и стимулировать связь. Это фундаментальный концептуальный подход. Хотя нейрональные склонности или социальное давление могут подавлять разницу и блокировать связь, толкая нас от гармоничной интеграции к хаосу и скованности, можно сделать паузу присутствия, осознавания, чтобы намеренно создать новые пути к интеграции. Для меня и тогда и сегодня присутствие в настоящем — портал, ведущий к интеграции, — смысл жизни, ее предназначение, погруженное в ежемоментную реальность.

С точки зрения повседневности мы чувствуем, когда что-то идет не так, и вместо импульсивной реакции на автопилоте, управляемом генетически обусловленными и подкрепленными культурой нервными рефлексами, поднимаемся над этим и делаем выбор благодаря сознательному разуму. Во многом эти пути к интеграции созвучны высказыванию, часто ошибочно приписываемому Виктору Франклу — психиатру, пережившему холокост: «Между раздражителем и реакцией есть время. В этом промежутке лежит наша сила — выбрать, как реагировать. От реакции зависят наш рост и счастье». Недавно я беседовал с внуком доктора Франкла Алексом Верели. Он пояснил, что дед на самом деле никогда не говорил эту фразу. Стивен Кови, который популяризировал эту цитату в ранних работах, признался, что прочел ее в какой-то книге, написанной не Франклом, но отражавшей его подход к поиску смысла и свободы (Pattakos, 2010)[70]. Но кто бы ни был автором этих слов, они раскрывают универсальную истину: сознательные размышления помогают выбрать другой путь, не тот, который приходит автоматически. Чтобы найти суть в жизни, вероятно, необходимо культивировать хладнокровие, умение сделать паузу перед реакцией, этот временной промежуток, чтобы возникла естественная тяга к интеграции. Именно так, как мы обсуждали, можно позволить раскрыться предназначению и смыслу, а не заставить их произойти.