Разум нужен всем

– Анютка – человек и, одновременно, не земное существо. Её тело, возможно, только сосуд для содержания энергии, и эта энергия, я думаю, может покидать тело, выходя в пространство. Мы, видя это, говорим про Анюту, что она впадает в транс. Иллиан это понимает и просит не волноваться за её здоровье. Возвращается энергия в свой «сосуд» и он оживает.

– Мне тебя, Серёжа, страшно слушать, ты такой разумный.

– Не без твоей помощи это ко мне пришло.

– Если так всё на самом деле, как ты описываешь, тогда можно понять и то странное отношение Иллиана к Анюте.

– Поэтому я и пришёл к такому выводу. Он видит в ней не только человеческое дитя, но и создание, подобное себе. Я бы даже сказал, что сначала – второе, а потом – первое.

– А, если учесть, что частоты их энергетических составляющих близки между собой, то возможна и… любовь.

– Так Иллиан и пытался объяснить существование этого чувства в генианском обществе… хотя, и не совсем понятно., – Серёжа только сейчас, при разговоре с Анастасом, пришёл к такому выводу. И он показался ему убедительным.

После этих слов наступила пауза. Кофе Анастаса и булочка с соком Сергея оставались нетронутыми. Только теперь, в этой паузе, появилась возможность притронуться к ним и употребить без всякого удовольствия.

Больше не хотелось говорить Анастасу с Серёжей, а Серёже – с ним. Они, молча, встали и вышли на улицу.

– Я иду домой, Анастас, мне надо отдохнуть, до свиданья, – протянул руку Серёжа.

– До свиданья, сегодня был удивительный день.

18

Время шло, и Митяй потихоньку привыкал к новой, незнакомой ему жизни. По рассказам корешков на воле он знал о тех порядках, которые существуют в таких заведениях. Но, знать теорию – это одно, а практика – совсем другое. Тут надо бдительно оберегать свою шкуру и огрызаться, когда становится невмоготу.

Хрящ не переставал донимать Митяя и при каждой возможности старался унизить его. Видно, он был в камере последней шестёркой, и все, когда надо и не надо, давили на него. Теперь появилась возможность, хоть одного унизить, поставить после себя.

– Когда марафет притаранишь, падла? – прижал Хрящ Митяя в углу. – Я уже слюнкой истекаю.

– Где? Откуда? Ко мне никто не приходит. Да, если бы и пришёл кто-нибудь, всё равно, марафет передать нельзя.

– Не гони тюльку – плохо будет.

– Говорю, нет. Отвали.

Митяй стал опасаться Хряща. Хотя тот – «мусульманин», слабак, но настырности у него было через край. Если бы дело дошло до физического выяснения отношений, Митяй не уступил бы ему, а, может быть, и придавил. Но, у того оказались здесь покровители, и он, надеясь на них, при любом случае старался заработать себе какой-никакой авторитет. Без этого ни в тюрьме, ни на зоне, нельзя – задавят.

Однажды, когда Митяю стало невыносимо от домогательств Хряща, он вспомнил Дуду и его слова, сказанные в автозаке. И Митяй решил при случае обратиться к Дуде с просьбой, чтобы тот припугнул Хряща.

– Салют, кореш, как житуха на казённых харчах? – увидев, однажды Митяя на прогулке, обратился к нему Дуда.

– Привет, земеля, – почему-то посчитав Дуду земляком, ответил Митяй. – Да, вот привыкаю по-малому.

– Не скучаешь по маменьке родной?

– Не очень-то я ей и нужен, да и она мне тоже.

– Что так?

– Не ладили мы с ней.

– Лупила тебя?

– Её мужики интересовали больше, чем я, да водяра на халяву. Пусть попробовала бы только тронуть меня!

– Герой. А травку не у неё ли пристрастился фасовать?

– Нет, да я больше другим баловался.

– А где же бабло брал?

– Да, где придётся, сам знаешь. Где плохо лежит, то и моё. А у нас много таких мест.

– Я смотрю, ты битый в этом деле.

– Ну, битый – не битый, а в карманах всегда что-нибудь звенело, или, ещё лучше, шелестело.

– Так, что у тебя здесь? Привык?

– Привыкаю.

– Кент в камере есть?

– Нет, Дуда, не складывается как-то.

– Что, рылом не вышел? Или компашка не соответствует?

– Да, есть там один тип, достаёт меня постоянно.

– Кто такой, и что он хочет?

– Так, волосатик и доходяга. Баклан в прошлом, да ещё и занюханный. Наркотой увлекается. Всё время требует у меня марафет.

– На вороных прокатили, что ли?

– Нет, с первого дня я ему не приглянулся.

– Давно чалит?

– У него вторая ходка, а шестёрка шестёркой.

– Что ж ты под него прогибаешься?

– Крыша у него здесь, боятся его трогать.

– Что за крыша? Кто такой?

– Не знаю.

– Как его кличут?

– Хрящ.

– Я поговорю с бешеным, он с ним разберётся.

На этом разговор Митяя с Дудой закончился. Время прогулки подошло к концу.

– Я подойду к тебе при следующем выгуле, – сказал Дуда.

Но, ни на следующий раз, ни после этого Дуда на прогулке не появлялся.

Митяй ждал его, надеясь пообщаться – как-никак друзья по несчастью: вместе пережили в автозаке незабываемые прелести дороги и вместе прибыли в этот кичман.

Неожиданно подошёл к Митяю один из жиганов, которые всегда держались особняком. Их здесь уважали, а больше, боялись, и любое их слово, приказанье немедленно исполнялось.

– Ты – Митяй? – прямо, без предисловий спросил он.

– Я – Митяй, а что?

– Не что, а кто. Дуда о тебе базарил. Просил помочь. Надо?

– А где сам Дуда? Давно его не видно.

– В конверте он, отдыхает.

– За что?