Разум: от начала до конца. Новый взгляд на эволюцию сознания от ведущего мыслителя современности

Сравните Баха с другим воистину великим композитором, Ирвингом Берлиным[192], который не умел читать ноты, умел играть на фортепьяно только в одном ключе (фа-диез, то есть он умел играть только на черных клавишах!), и вынужден был пользоваться помощью «музыкального секретаря», чтобы записывать и гармонизировать его великие мелодии. Берлин очень строго контролировал гармонию записей, сделанных его ассистентом, но исключительно на слух, не зная ничего о теории гармонии. Когда он стал богат и знаменит (еще на самых ранних этапах карьеры), он заказал себе специальное пианино с раздвижной клавиатурой, чтобы иметь возможность играть в тональности фа-диез, поворачивая клавиатуру в такую позицию, чтобы задействовать другие клавиши.

Может ли столь необразованный композитор быть великим? Абсолютно. Среди его преданных поклонников были Коул Портер и Джордж Гершвин, высокообразованные музыканты. Гершвин, будучи весьма известным композитором, называл Берлина «величайшим сочинителем песен, из всех, когда-либо живших на земле» (Wyatt and Johnson, 2004, стр. 117). Берлин был не единственным великим композитором, не умевшим читать ноты. Группа «Битлз» тоже может служить примером, хотя ей принадлежит авторство десятков песен, вдохновляющих каверы, адаптации, подражания во всех областях музыки, от хип-хопа до струнных квартетов.

Леонард Бернстайн, выпускник Гарварда, получивший классическое музыкальное образование композитор и дирижер, опубликовал в 1955 году эссе под забавным названием «Почему бы вам не взбежать по лестнице наверх и не сочинить милую песенку Гершвина?» В эссе он рассказал, как пытался вместе с другим ученым другом-музыкантом написать популярную песню типа Tin Pan Alley[193]. Никто не относился с таким пиететом к пропасти между экспертными оценками и коммерческим успехом, как Бернстайн, – свое эссе он закончил утверждением: «Было бы приятно когда-нибудь услышать, как кто-то насвистывает мою мелодию – хотя бы разок, случайно». Два года спустя его мечта стала реальностью, состоялась премьера «Вестсайдской истории», однако Бернстайн, при всей своей гениальности, не стал сенсацией в одночасье, впрочем, как и Бах. Несмотря на выдающиеся композиторские достижения Баха, к моменту его смерти он был известен скорее как органист, и прошло почти пятьдесят лет, прежде чем другие музыканты, критики, композиторы начали вписывать его великие мемы в историю западно-европейской музыки.

То, что сочинения Баха не распространялись подобно лесному пожару, объясняется не отсутствием заинтересованности композитора в успехе. На самом деле Бах был пионером в использовании традиционных мотивов в классике. Он служил капельмейстером в храме Святого Фомы и других храмах в Лейпциге в течение более чем двадцати пяти лет, до самой смерти в 1750 году. Одной из его обязанностей было сочинение и исполнение кантат, особых произведений для церковного хора и солистов в сопровождении камерного оркестра или просто органа. Он написал сотни подобных произведений, для каждого из воскресений церковного календаря, для всех литургий и церковных праздников. Известно, что Бах сочинил музыку для пяти полных годичных циклов (Jahrgänge), и три из них дошли до наших дней – получается, что примерно сотня кантат утрачена навсегда.

На второй год службы он придумал использовать для сочинения кантаты хорал, уже существовавшее у лютеран песнопение, знакомое большинству прихожан. Эти мелодии зарекомендовали себя на протяжении десятилетий и даже столетий, доказали свою живучесть и успешно воспринимались и ушами, и мозгами певцов и слушателей. Так Бах нашел способ использовать музыкальные мемы, придать им особую выживаемость и сделать их почти вирусными. Если бы вам пришлось сочинять, к примеру, в Америке по пятьдесят мелодичных песен в год, вы бы тоже взяли на вооружение популярные мелодии, такие как знаменитая Jingle Bells (сочинение Джеймса Лорда Пирпонта), Oh Susanna! (сочинение Стивена Фостера) или You Are My Sunshine (сочинение Джимми Дэвиса). Бах взял хоральные мелодии в качестве основы и создал из них восхитительные, потрясающие произведения, которые обрели новую жизнь. Он был доктором Франкенштейном, реинкарнирующим душу музыки.

Не сомневаюсь, что некоторые любители музыки, прочитав абзацы о Бахе, Бернстайне, Берлине и «Битлз», обязательно попытаются заявить, что их мнение подтвердилось: все, кто использует всуе всякие там мемы, являются банальными обывателями и неспособны отличить качество от количества. На самом деле я и стремился вызвать подобные возражения, чтобы отбросить их навсегда. Не должно существовать конфликта между объективным, научным исследованием культуры, «высокой» или «низкой», с одной стороны, и высказыванием эстетических суждений – с другой. Меметисты не отрицают возможность критики культурных явлений, это никак не связано с тем, что они настаивают на возможности оценивать, предсказывать, объяснять дифференциальное воспроизводство мемов.