Разум: от начала до конца. Новый взгляд на эволюцию сознания от ведущего мыслителя современности

Мы можем написать список свойств знаков на экране: синий квадратик – «файлы», черный, похожий на стрелку, курсор, подчеркнутое желтым черное слово, означающее шрифт Times New Roman размер 12; ну и тому подобное. Существуют ли аналогичные свойства у внутренних, как-либо идентифицируемых маркеров в нашем мозгу? Мы не знаем – пока. В главе 9 мы рассмотрели, каким образом голые понятия, без привязанных к ним слов, активизируют наше сознание в случае, когда что-то вертится на языке, но никак не вспоминается. Это подлинные обозначения, обозначения мемов или типов ощущений, с которыми мы рождаемся на свет, обозначения иных закрепленных в памяти возможностей, которые распознаются и идентифицируются, даже если у них нет названий (пока). Закройте глаза и представьте большую синюю букву «А». Готово? Вы создали токен в мозгу, но мы не можем быть уверены в том, что он синий, также, как токен «о», который то и дело возникает в процессе словообразования, не обязательно круглый. Производство токенов происходит во время активизации нейронных цепей, и они играют важную роль в направлении внимания, возбуждении связанных токенов, модулировании различных когнитивных действий. Они участвуют в управлении такими фундаментальными действиями, как саккадические движения глаз, и инициируют действия более высокого уровня, пробуждение десятков различных приложений – мемов, – которые, как всегда, стремятся произвести новое потомство и задействовать его. Вам понятно?

тгр плс

Проведем визуальный эксперимент. Возможно, у вас в голове появились слова «тигр» и «полоса», и, возможно, от этих токенов – вы заметили? – остался специфический «отзвук», гласные «и» и «о», которые длились несколько дольше, чем непроизносимые сочетания согласных, визуального стимула, который их пробудил. Эти слова заполнили пространство перед внутренним взором оранжевыми и черными полосами, которые не были сами по себе черными и оранжевыми. (Представляли ли вы на самом деле черные и оранжевые тигриные полоски в воображении? Возможно, что и нет, поскольку активизация не была слишком сильной в вашем случае, но вы можете быть практически уверены, что субличностные [и подсознательные] токены были активированы, поскольку они «подсказали» вам ответы на вопрос эксперимента.)

Эта субличностная деятельность, происходящая на нейронном уровне, представляет собой реальные причинные взаимодействия, которые обеспечивают ваши когнитивные способности, но все, к чему «вы» имеете доступ, – это ее результаты. Вы не можете объяснить, как получилось, что «тгр» превратился в «тигра» и обрел «ментальный образ» полосатого, как положено, тигра в воображении. Когда вы пытаетесь рассказать, что же произошло в нашем эксперименте, вы неизбежно обращаетесь к метафоре просто потому, что у вас нет более глубокого, правдивого, точного знания о том, что происходит внутри вас. Вы пытаетесь скрыть незнание ложным, – но весьма соблазнительным – способом: вы просто воспроизводите, извиняясь и жестикулируя, распространенные представления о том, что делается снаружи.

Вот как это происходит. Давайте вспомним о чем-нибудь хорошо известном и понятном: предположим, мы отправляем воображаемого репортера посмотреть кусочек внешнего мира – соседний дом, например, – и рассказать нам о нем по телефону. Телефон звонит, мы берем трубку, и он рассказывает, что там четыре окна на передней стене. Мы спрашиваем его, как он это узнал, и он отвечает: «Я смотрю прямо на него, все ясно, как белый день!» Обычно нам не приходит в голову спрашивать в подобной ситуации, почему из того факта, что он ясно их видит, следует то, что он о них знает. Видеть – значит верить своим глазам, или типа того. Мы, не задумываясь, принимаем на веру не ведомые нам связи между его глазами и говорящими губами, в точности так же, как верим связи между его телефоном и нашим. Нас не интересует в данный момент, как работает телефон; мы принимаем это как должное. И мы не мучаемся вопросом, как это человеку удается просто открыть глаза и ответить на вопрос, что находится перед ним на свету, поскольку мы все можем это сделать (те, кто не слеп). Как это работает? Мы не знаем и обычно не задаемся подобным вопросом.

Если нам станет любопытно, мы можем попросить человека описать, но не внешний мир, а его субъективное видение внешнего мира, то есть его внутренний мир, и тем самым поставим его в затруднительное положение, прося совершить неестественные действия. Результаты, – если только он не практикующий адепт какой-нибудь секты, – получатся разочаровывающими: «Я не знаю. Я выглядываю наружу и вижу дом. Ну да, я думаю, что вижу дом, то есть нечто в форме дома, примерно в пятидесяти ярдах от меня, в нем четыре дырки типа окон… если я закрою глаза и снова их открою, я все еще здесь…»