Разум сердца. Знание, интеллект и мудрость в суфизме

В главе «О тех, кто отрицает познание» он пишет о секте еретиков, связанных с суфизмом: «Они говорят: поскольку ничего познать нельзя, то отрицание знания более совершенно, чем утверждение. Такая позиция происходит от глупости и скудоумия. Отрицание знания должно быть следствием либо знания, либо незнания. Но знание не может отрицать знание, и потому лишь неведение может отрицать знание, и это неведение сближается с неверностью и фальшью, поскольку нет сходства между неведением и истиной. Такой взгляд противоречит взглядам всех суфийских шейхов, но обычно приписывается всем суфиям, в особенности теми людьми, кто знает об этом понаслышке и принимает услышанное на веру»[49].

Дервишу необходимо учиться и получать знания: «…по мере того как его знание становится совершенным, открывается реальность»[50].

Как пишет ал-Газали, «Призывающии к [следованию] безусловнои традиции с полным отказом от разума – невежда (джахил)…»[51]

С точки зрения современного иранского исследователя суфизма Али Амининежада, мистицизм и рациональность необходимо дополняют друг друга: «Как правило, преподносят и насаждают мысль о том, что мистицизм ('ирфан) и мистики ('арифан) являются противниками разума […] Но действительность выглядит по-иному. Мистики не только признают правильность и достоверность разума и рационального метода, но еще и в своих произведениях широко пользуются различными рациональными подходами […] Хотя особым методом мистиков при постижении теоретических и подвижнических познаний является созерцательный метод, тем не менее, они считают достоверными также и доводы разума, особенно когда разум освобождается от незначительных аспектов и от путей иллюзии и освещается лучом сердца»[52]. Это возвращает нас к мысли, что интеллект, хотя и может служить нафсу у обычного человека, у того, кто идет по духовному пути, становится слугой сердца и любви.

Титус Буркхардт пишет о распространенности мнения, «что только те суфии, которые выражают позицию любви, являются подлинными представителями мистического аспекта ислама». По его мнению, подобный взгляд «поддерживается неправомерными критериями». В исламе и исламском мистицизме «на любом уровне у познания неоспоримый приоритет». Само противопоставление любви и знания основано на недоразумении: «Познание Бога всегда рождает любовь, а любовь предполагает познание предмета любви, даже если это познание может быть исключительно опосредованным и отраженным»[53].

Без знания и любовь ущербна. Более того, любовь к Богу есть результат знания.

Руми пишет о любви и гнозисе:

Благодаря любви горькие вещи
становятся сладостны;
посредством любви кусочки хлопка
становятся золотыми;
Благодаря любви винные осадки
обретают чистоту;
Благодаря любви боль
становится исцелением;
Благодаря любви мертвые
становятся живыми;
Посредством любви царь
становится рабом.
Более того, эта любовь
является результатом знания:
Когда это дурак с его тщеславием
сидел на таком троне?
Когда это было,
чтобы недостаточное знание
порождало такую любовь?
Недостаточное знание порождает любовь,
но только для того, что безжизненно.
Недостаточное знание не может различать:
поэтому в силу необходимости
оно считает молнию солнцем.

Джалаладдин Руми. Маснави, ред. Никольсона, II, 1529–1533, 1335.

Даже борьба с разумом и его созданиями требует развитого ума, как пишет Ж. Батай: «Лишь разум во власти сломать свое творение, низвергнуть то, что он же воздвигал… Без поддержки разума нам не доити до “сумрачного пыла”»[54].

10. Причины негативного отношения суфиев к рассудку

Если говорить о причинах негативного отношения суфиев к рассудку, следует упомянуть, что рассудочность для суфиев очень часто ассоциируется с законничеством, формальным подходом к религии со стороны некоторых представителей мусульманского «духовенства». Догматизированный ислам стал базой для закона, но потерял часть извечной мудрости, без которой религия лишается глубинного смысла. Как указывает М.Т. Степанянц, «нападки суфиев на разум объяснялись неприятием не столько рационального знания, сколько рассудочности исламского богословия. Недаром мусульманские реформаторы XX века, в частности Мухаммад Икбал, говорили о “раскрепощающей роли суфизма”, оценивая его как “форму свободомыслия и альянса с рационализмом”»[55].