Разум убийцы. Как работает мозг тех, кто совершает преступления

Однажды вечером, вернувшись из Холлоуэй и не думая ни о корпусе С, ни об отделении для приговоренных к пожизненному заключению, я менял подгузник сыну. Вдруг пара монет выпала из моего кармана и приземлилась на пеленальный коврик рядом с ребенком. Это были 10-пенсовик и одна из крошечных пятипенсовых монеток.

Сын радостно засмеялся и потянулся к монеткам. Вдруг я понял, что не вижу пятипенсовую монету. Стараясь не поддаваться панике, я заглянул сыну в рот, но ничего не увидел. Неужели она застряла у него в горле? Я подумал, что это возможно, потому что он слегка пускал слюни.

После работы младшим врачом в педиатрическом отделении я всегда проявлял чрезмерную осторожность. Я боялся, что сын может подавиться монеткой, поэтому сразу повез его в отделение неотложной помощи. Медсестра отнеслась к нам с пониманием. Она попросила меня подождать врача, который должен был осмотреть сына и направить его на боковой рентген шейного отдела позвоночника. Это было все, что требовалось, чтобы либо успокоить меня, либо подтвердить худшее. Я опасался, что может потребоваться ларингоскопия.

Я старался не паниковать, но был уверен, что остановка дыхания может произойти в любой момент. Во время обучения я работал именно в этом отделении неотложной помощи. Наконец я, один из всеми нелюбимых врачей-пациентов, робко подошел к женщине-медику, показал ей удостоверение консультанта и объяснил ситуацию. Она любезно выписала направление, избавив меня от волнительного ожидания, и мы направились к рентгенографическому кабинету.

Ожидая врача, я рассматривал коридор, и мое внимание привлекла каталка, на которой лежала молодая женщина. Пациентка была пристегнута наручниками. Подойдя ближе, я понял, что это заключенная из Холлоуэй, которую привез один из надзирателей. Женщина казалась невозмутимой, однако меня огорчил тот факт, что она была пристегнута наручниками у всех на виду.

Несомненно, в тюрьме не захотели посылать с ней сразу двух надзирателей, и у нее не должно было быть возможности сбежать, однако то, что я увидел, казалось излишним и порождало ненужную стигматизацию. Несколько лет назад все активно обсуждали случай заключенной, которой пришлось рожать, пристегнутой наручниками к кровати. «Не лечите пациентов в наручниках», – гласила передовая статья в «Британском медицинском журнале» (British Medical Journal) [42]. Завязалось активное обсуждение, в котором врачи, работающие с осужденными, отметили, что медицинская помощь должна быть доступна даже заключенным в механических ограничителях, которые могут сбежать или имеют склонность к агрессивному поведению. Главное, чтобы качество медицинской помощи от этого не страдало. Необходимо адаптировать ее в ситуациях, когда усиленных мер безопасности не избежать, и при этом максимально уважать приватность и достоинство пациента.

На мгновение эти мысли об этических дилеммах отвлекли меня от отцовских переживаний, и я даже хотел высказать свое мнение надзирателю, но потом передумал. Я решил, что иногда нужно забывать о работе, хотя она все равно не давала мне покоя.

Конечно, рентген не показал никакой монеты в гортани, и я увез счастливого смеющегося мальчика домой. Вероятно, он думал, что эта неожиданная поездка в больницу состоялась исключительно для его развлечения.

Забавно, что даже в разгар семейного кризиса я мысленно вернулся в тюремный мир из-за этого неприятного совпадения.

Позднее на той же неделе я получил от Королевской прокурорской службы больше материалов по делу Шарлотты. Сидя за письменным столом в нашей свободной спальне, которая по совместительству служила кабинетом, я вскрыл конверт.

Помня, что мальчики спят на двухъярусной кровати за стенкой, я сделал тише песню Лорин Хилл на CD-плеере, отхлебнул кофе и стал просматривать фотографии с места преступления и из морга.

На первых снимках был запечатлен дом снаружи, тропинка к нему и входная дверь. На фотографиях кухни я увидел кучи наспех открытых стерильных тампонов и бинтов. На полу были красные разводы, места, где парамедики поскользнулись на крови Ленни.

Мужчина был мускулистым, но жилистым и физически напоминал боксера наилегчайшего веса. На руках убитого были татуировки. На нем не было рубашки, только брюки с подтяжками. Между ребрами, примерно на пять сантиметров выше левого соска, располагалась аккуратная горизонтальная рана длиной менее трех сантиметров. Она слегка раскрывалась посередине. По краям была темная свернувшаяся кровь и виднелась желтая жировая ткань.

На отдельной фотографии было извлеченное сердце, в которое был вставлен тупой прут, чтобы продемонстрировать тонкую горизонтальную рану немного короче внешнего отверстия на грудной клетке. Нож вошел прямо в толстую мышечную стенку левого желудочка, главной качающей кровь камеры сердца.

Это была почти идеальная картина. Если вы хотите убить кого-то одним ударом ножом, то более подходящего места не найти.