Разум VS Мозг. Разговор на разных языках

Если бы меня попросили уместить эту книгу в одну фразу, я бы сказал, что все мы – нейробиологи, специалисты в когнитивной области, психологи, философы и просто читатели – должны постоянно помнить о неотъемлемом парадоксе, движущем все изыскания в области разума. Разум существует в двух различных измерениях: как переживаемый опыт и как абстрактное понятие. Неизбежным недостатком является то, что комплекс непроизвольных ментальных ощущений играет критическую роль в формировании нашего понимания того, что «есть» разум и что он «делает». Это черта человеческой природы – ощущать по большей части непроизвольно генерируемый разум таким образом, будто он способен объяснить сам себя. Этот парадокс неизбежен, и его не исправить ни более совершенной науке, ни новым технологиям. Хотя мы можем и должны упорно трудиться над совершенствованием наших рассуждений, ограничения будут существовать всегда. По иронии судьбы, даже если существовало бы последнее, и окончательное, слово о природе разума, мы заметили бы его, только если б все думали одинаково, – а это психологически невероятно.

В своем исследовании «Несведущий и не знающий об этом» (я подробно описал его в главе 5) Крюгер и Даннинг предложили одно из лучших заключений к научной статье, которое я когда-либо читал. Я предлагаю его в качестве примера того, как качественная наука о разуме может и не может говорить о себе.

«Хотя мы чувствуем, что проделали хорошую работу, чтобы превратить этот анализ в веские факты, это было эмпирическое исследование, и когда мы делали из него соответствующие выводы, наши тезисы вызывали у нас беспокойство, которое мы так и не смогли преодолеть. Это беспокойство состоит в том, что данная статья может содержать ошибочные рассуждения, методологические упущения или плохо передавать смысл. Позвольте заверить читателей, что до той степени, в какой эта статья несовершенна, – это грех, который мы не совершали осознанно» [252].

Это заключение – честное, учитывающее неотъемлемые ограничения – не предлагается в качестве окончательного слова и подано хорошим слогом, остроумно и аккуратно. Судя по характеру заключения, авторы обладают профессиональной этикой и не пытаются поставить себя выше читателей.

Для ученого заключение представляет собой модель будущего. Ни один из нас, каким бы умным, сообразительным или прирожденным нейробиологом, философом или наблюдателем за людьми он ни был, не знает окончательного слова. Каждый из нас рассказывает истории, а не открывает абсолютные истины. Разум – это тайна и всегда ею останется. Для нейробиолога скромное признание ограничений научных исследований должно быть первым шагом в изучении разума. Если это значит, что нейробиолог должен выйти из круга своей компетентности и личной уверенности, чтобы увидеть, как его собственное Я неосознанно подталкивает к определенным выводам, то да будет так. Продолжать неоправданно претендовать на то, что наше понимание разума требует только бесспорных данных, – значит, игнорировать все то, что мы узнаем о принципах работы мозга.

Читатели сталкиваются с немного иной работой. Немногие из нас обладают достаточными познаниями, чтобы полностью оценить сырые данные неврологии. Но у каждого есть чувство, какая история хороша, а какая плоха. Читая художественные произведения, мы часто учитываем взаимоотношения автора с рассказанной им историей. Мы читаем издательские аннотации на обложках и разглядываем фотографию автора. Мы заглядываем на его сайт, чтобы найти какие-то биографические сведения, описание предыдущих книг и, возможно, несколько слов о том, почему он написал эту книгу. Мы принимаем как само собой разумеющееся, что знания об авторе помогут нам понять историю, которую он рассказал.