Севилла. Во всяком случае, учу.
Адамс. Потрясающе! Я понимаю, для вас большое несчастье, что нельзя предать гласности эти великолепные достижения. В один день вы стали бы самым знаменитым человеком Соединенных Штатов.
Севилла. Я никогда не искал известности.
Адамс. Да, знаю. Кстати, мне хотелось бы узнать ваше мнение об одном ученом, чьи работы очень близки к вашим, — Эдварде Е.Лоренсене.
Севилла. Лоренсен — отличный исследователь.
Адамс. Меня интересует ваше личное конфиденциальное мнение.
Севилла. Я вам его высказал. Лоренсен — отличный исследователь.
Адамс. Но?
Севилла. Без «но».
Адамс. Вы отдаете ему должное, но в вашем голосе нет теплоты. Следовательно, у вас есть какая-то оговорка, а как раз она меня и интересует. Послушайте, вы бы мне действительно оказали услугу, проявив ко мне больше доверия. Вы понимаете, конечно, что все сказанное останется между нами.
Севилла. Никакой оговорки у меня нет. Дело лишь в том, что Лоренсен исследователь одного типа, а я — другого.
Адамс. Итак, к какому же типу принадлежит Лоренсен?
Севилла. Как вам сказать? Он ужаснулся бы, узнав, как я обошелся с Фа.
Адамс. Скажем так, что у него склад ума более традиционный, а у вас — более художественный.
Севилла. О, мне но нравится это слово — «художественный». В науке Лоренсен страшно боится скандала, если вы понимаете, что я имею в виду.
Адамс. Да, благодарю вас, понимаю. Все это представляет самый жгучий интерес, и после этого мне совсем неловко возвращаться к этим неприятным вопросам.
Севилла. Если я правильно понял, вы мне предоставили маленькую передышку.
Адамс. Меня восхищает ваше чувство юмора.
Севилла. Ну что ж, тогда мы квиты: меня восхищает ваше умение обрабатывать своих ближних.
Адамс. По-моему, вы говорите об этом с некоторой горечью.
Севилла. Вам она не кажется естественной?
Адамс. Откровенно говоря, кажется. Однако продолжим. Несмотря на препятствие, которое вы воздвигли перед нами, нам удалось вновь установить контакт с Майклом Джилкрнстом и Элизабет Доусон, и сейчас я рад вам сообщить, что они в наших руках.
Севилла. Они в тюрьме?
Адамс. Я не сказал, что в тюрьме. Я сказал, что они в наших руках или, точнее, в руках людей, которые нам первым дадут возможность их допросить.
Севилла. Секретный допрос без защитника — это смахивает на инквизицию.
Адамс. Помилуйте, профессор! Не будьте таким резким. Мы живем в стране, где пытки, аресты родственников и пуля в затылок — методы недопустимые.
Севилла. Надеюсь.
Адамс. Вернемся к нашим пленникам. Наверное, самое время сказать вам, что мы действительно знаем, кто передал русским информацию. Это не Майкл Джилкрист, как мы сначала думали, а Элизабет Доусон.
Севилла. Лизбет!… Но почему она это сделала?
Адамс. Почему она это сделала? В этом вся загвоздка. (Пауза). Что касается ее, то она утверждает, будто действовала по вашему указанию.
Севилла. Гнусная клевета!
Адамс. Вы можете нам это доказать?
Севилла. Как, по-вашему, я могу доказать свою невиновность? Я невиновен, вот и все. (Пауза). Мои отношения с Лизбет стали невыносимыми, вам это известно. Впрочем, у вас в руках стенограммы всех моих разговоров с нею.
Адамс. Нам известны разговоры, которые имели место в лаборатории. Но мы ничего не знаем о беседах, которые вы могли вести с ней в дороге или в неприступном бунгало.
Севилла. Мистер Адамс, вы ставите меня в крайне неловкое положение, упомянув это бунгало. К интересующему нас делу оно не имеет никакого отношения. Вам должно быть хорошо известно, что я приводил туда только одного человека.
Адамс. Тот факт, что вы выбрали для отдыха именно это бунгало, мы расцениваем как вашу вторую попытку уйти от нашего наблюдения.
Севилла. Послушайте, вы все-таки человек. Вы должны понимать: в моей жизни есть нечто, что я не намерен отдавать на растерзание…
Адамс. Полицейским ищейкам. Договаривайте, ваши слова меня не обижают. Вернемся к Элизабет Доусон. Она утверждает, что ваши ссоры на самом деле были только маскировкой и что внезапный уход позволил ей улизнуть, избежав слежки. И действительно, покинув вас, она пробралась в Канаду, где согласно вашим инструкциям сразу же установила контакт с советским посольством.
Севилла. Это… Это какая-то чудовищная клевета. И больше того — глупость! Какая у меня могла быть причина?…
Адамс. По словам Лизбет, вы были недовольны секретностью, окружавшей ваши работы, и хотели, организовав утечку информации, принудить нас их опубликовать.
Севилла. Чтобы я из тщеславия предал свою страну! Вы верите этому?
Адамс. Я не верю, но у вас могли быть и другие причины. Например, вы могли быть не согласны правительством Соединенных Штатов по поводу войны во Вьетнаме.
Севилла. Но ведь я согласен!
Адамс. Вы уверены в этом?
Севилла. Абсолютно.
Адамс. Извините, но я вам возражу вашими собственными словами. В разгар пропаганды буддистов Среднего Вьетнама против Ки вы сказали: «Если сами буддисты больше не хотят нас, нам уж не остается ничего другого, как уйти».
Севилла… Я это сказал? Где? Когда? Кому?
Адамс. Не помню точно, при каких обстоятельствах. Но вы это сказали. Где-то это записано.