Жаль, что во главе проекта «Логос» нельзя поставить никого, кроме допрашиваемого, ввиду его давних эмоциональных связей с дельфином Иваном, которые необходимы для успеха эксперимента. Я в осторожных выражениях грозил ему, давая понять, что мы могли бы заменить его Лоренсеном и рассекретить его работы. Это означало бы, разумеется, что именно Лоренсен со славой собрал бы те плоды, которые сам он с такими муками взрастил. Вот все те единственно возможные меры, к которым я прибег, и я должен заметить, что они не оказали почти никакого воздействия на него. По характеру этот человек ни за что не уступит ни угрозам, ни посулам и слишком умен, чтобы не знать, что при сложившихся обстоятельствах он незаменим. Я даже сомневаюсь, примет ли он без споров изменение в его контракте пункта о наборе персонала, хотя он и чувствует всю глубину своей ответственности в деле Д.
В заключение полагаю, что мы должны удвоить нашу бдительность и что будет благоразумно в нужный момент сделать так, чтобы допрашиваемый не знал, для каких военных целей могут быть использованы его эксперименты.
— Генри! — Арлетт бежала навстречу ему по террасе бунгало. — Я тебя ждала позднее. — Она бросилась к нему в объятия и пылко его поцеловала. — Милый, что-нибудь случилось?
— Да ничего, ничего, — натянуто ответил он, — банальная беседа, обычные глупости. Помоги мне, дорогая, у меня в старом бьюике сюрприз для нас.
По крутой тропинке они поднялись до построенного из бревен гаража. Севилла откинул крышку багажника:
— Ну, что ты на это скажешь? Как думаешь, у тебя хватит сил, чтоб помочь мне отнести оба мешка и мотор в бухту? Мы чуть-чуть передохнем на террасе, пока я переоденусь.
Стояла удивительно мягкая и теплая для 27 декабря погода. Пока Севилла переодевался, Арлетт, прислонившись к ограде, босая, в бикини, — ее тонкая и высокая талия подчеркивала плавные линии бедер и нежную округлость живота, — грелась на солнце. Она улыбалась, глядя на него.
— Если ты уже отдохнула, — сказал он, — это все можно снести в бухту.
— Прямо сейчас? — разочарованно спросила Арлетт. — Ты хочешь ее собрать и спустить на воду сейчас, до завтрака, antes de la siesta, senor?[15]
— Она посмотрела на него: под глазами мешки, лицо осунулось, губы сжаты.— Слушай, — заговорил он с наигранной бодростью, — знаешь, что мы с тобой сделаем? Я хочу сразу же попробовать эту штуку. Ты поможешь мне спустить ее на воду, потом сбегаешь домой, возьмешь что-нибудь из еды и принесешь свитеры.
Когда она снова появилась на берегу бухты, он заканчивал монтаж надувной лодки.
— Все это отлично монтируется, — сквозь зубы, тоном едва уловимой насмешки проговорил он, — все прекрасно отделано. Можно разглядывать каждый ее шов, везде всяческие ухищрения и модные приспособления. Мы, бесспорно, самая индустриализованная, самая техническая, самая богатая, самая мощная и самая добродетельная страна в мире.
Она смотрела на него молча, удивленная, обеспокоенная, раньше она не замечала у него этого горького тона.
Спуск прошел без помех, прибоя не было. Он взялся за руль, лодка отчалила, он прибавил скорость, навесной мотор пронзительно затрещал.
— Я ничего не слышу! — сказала Арлетт.
— Подставь ухо, — сказал он сквозь зубы, — ближе, ближе. — Правой рукой он повернул рукоятку, мотор взревел. — Вот теперь, — усмехнулся он, — я тебе могу сказать все.
Разговаривая, он смотрел, как убегало назад бунгало. Теперь оно было всего лишь воспоминанием, белым пятном на скале, как присевшая на камень и готовая взлететь чайка. Темно-голубая вода резко оттенялась белизной пены и ослепительным мерцанием бликов. Зарываясь носом, лодка подпрыгивала на волнах. Когда Севилла взял курс на островок, находившийся в двух-трех милях от берега, лодку, оказавшуюся бортом к волне, стала трепать боковая качка и сильно относить течением.
— Угроза ясна — если я не соглашусь, они меня увольняют и заменяют Лоренсеном.
— Лоренсеном? — Арлетт от удивления широко открыла глаза. — Лоренсеном? Этим длиннющим белесым типом, которого мы видели на последнем конгрессе? Ну как же, помню, он меня очень поразил, прямо какая-то церковная свечка.
— Да нет, — засмеялся Севилла, — ты путаешь с Хагаманом. Лоренсен маленький, коренастый и лысый, у него есть хорошие работы о свистах.
— Генри, но разве они смогут заменить тебя возле Фа? Это невозможно!
Островок состоял лишь из отвесных скал и груды камней, о которые с шумом разбивались волны, образовывая водовороты.
Севилла приподнялся:
— Как только буду под ветром, подойду ближе. Хочу посмотреть, так ли уж она неприступна, эта скала.