Еще одно неуклюжее слово на кончике языка не может спасти нас от такой боли.
Я опускаю взгляд на кольцо на пальце. Черный бриллиант в форме розы, черное кольцо тоже. Несмотря на дыру в моем сердце, которую оставил Джеремайя, я улыбаюсь этому кольцу.
И то, которое я вижу на безымянном пальце Люцифера, тоже. Черное матовое кольцо с вырезанным черепом.
Мой муж.
Эти слова приятны, когда я думаю о них. Думаю о том, что я здесь, с ним. Он отходит от этого гребаного кокса, и я знаю, что это тяжело. Вот почему он спит. Почему я пыталась — и не смогла — приготовить столько еды и в итоге бросила метафорический гребаный тазик и позволила Элле со всем справиться.
Я упираюсь подбородком в колени, глядя на Люцифера, ворочающегося в нашей кровати с черными атласными простынями и серыми подушками.
Он так чертовски красив, что иногда на него больно смотреть.
Но иногда я не могу отвести взгляд, как сейчас.
Он трет глаза кулаками, медленно садится и ошарашенно смотрит по сторонам, словно что-то ищет.
Я тихонько прочищаю горло, и он поворачивает голову в мою сторону.
Когда наши глаза встречаются, улыбка растягивает уголки его красивого рта. Его верхняя губа больше нижней, и это выглядит так чертовски очаровательно, что мне требуется усилие, чтобы удержаться на этом черном кожаном диване.
— Ты должна была разбудить меня, — говорит он, его голос густой от сна. — Я думал, ты хотела пробежаться сегодня утром.
Я улыбаюсь ему, поднимая голову, когда он прислоняется к изголовью, проводя рукой по своим кудрям. Он опускает ее на бок, и я рассматриваю его пресс, его грудь, его идеальную бледную кожу.
— Да, — говорю я ему. — Но ты сказал, что возьмешь выходной на неделю, — он откидывает голову назад и смеется, раскатисто и горловым смехом, глядя в потолок.
Напоминает мне Джеремайю.
— Малышка. Я не собираюсь возвращаться на работу еще долгое, долгое время, — наконец говорит он, опустив подбородок и удерживая мой взгляд.
Его глаза такие поразительные, контрастирующие с его бледной кожей, его черными кудрями, что у меня перехватывает дыхание.
— Ты — мой приоритет. И ребенок тоже, — его голос смягчается при этих словах, когда он опускает взгляд ниже, на свободная белая майка, которая на мне, кроме нижнего белья, больше ничего нет. — Кстати говоря, посиди со мной,
От этих слов по мне разливается тепло, и через минуту, когда он выжидающе смотрит на меня, я поднимаюсь на ноги и пересекаю комнату. Прежде чем я успеваю заползти на кровать, он наклоняется, хватает меня за талию и прижимает к своей груди, его руки крепко обхватывают меня, когда он прислоняется к изголовью, целует меня в щеку и прижимает к себе.
Затем его рука проскальзывает под мою майку, упираясь в инициалы Джеремайи.
Я напрягаюсь в его объятиях, не дыша.
Он смеется мне в ухо, его дыхание касается моей кожи. Но это не приятный смех. В этом раскатистом урчании нет ничего теплого.
И когда он переворачивает меня, наваливаясь на меня сверху, когда мое дыхание стремительно покидает меня, я ничуть не удивляюсь ярости в его взгляде, когда его палец копается в заживающей ране, когда он задирает мою майку.
— Ты позволила ему сделать это с тобой? — тихо спрашивает он меня, проводя по ней указательным пальцем, но его глаза буравят меня. Он загораживает собой солнечный свет, и его черты лица окутаны темнотой, но синева его глаз такая чертовски яркая, что это поражает.
Не думаю, что когда-нибудь смогу привыкнуть к его красоте.
— Люцифер, я не…
— Ответь на гребаный вопрос, Лилит.
Я кусаю свою щеку, глядя вниз на его палец на мне, мои руки хватают простыни рядом со мной.
— Да, — говорю я ему. — Я позволила ему сделать это.
Он смотрит на меня с минуту, как будто ищет правду. Пытается расшифровать ее из моего гребаного дерьма.
— Ты знаешь, что я должен сделать, не так ли? — спрашивает он, наклоняясь ближе.
— То, чем ты угрожал на Игнис? — отвечаю я. — Это не сработало так хорошо, блядь.
Он хватает меня за горло и заставляет замолчать, наклоняясь еще ближе, и я чувствую его сосновый запах, приправленный никотином.
— Малышка, — предупреждает он меня, — с каких пор ты знаешь, что я могу просто
Он тянется ко мне, его длинная, худая рука сгибается, когда он берет что-то, чего я не вижу, из ящика тумбочки.
Я напрягаюсь еще до того, как слышу щелчок лезвия.
Прежде чем почувствовать его холод на своей коже, прямо над инициалами Джеремайи.
J.
Джеремайя и Джейми. Красивый, сломанный мальчик, которого я не смогла спасти, как хотела. Но он спас меня, в конце концов.
— Люцифер, — шепчу я, сжимая простыни так сильно, что мои руки дрожат. Я смотрю вниз и вижу свой набухший живот. Я уже скоро должна рожать, срок — седьмое августа.
На следующей неделе мне предстоит еще одно УЗИ, потому что я пропустила полное анатомическое УЗИ. Не увидела пол.
Но я рада, и я просила их в больнице не говорить мне об этом.