Разушенный мальчик (ЛП)

В свою защиту могу сказать, что я не знаю, изменилось ли что-то.

Я не знаю, смогут ли они когда-нибудь. Демоны Люцифера могли съесть его заживо. Казалось, чем больше он был рядом со мной, тем больше они росли. Как будто он не мог позаботиться о себе, потому что был так занят, присматривая за мной.

Я хотела, чтобы он мог дышать.

Исцелиться, не пытаясь исцелить и меня.

И этот шрам над моей бровью… Я сопротивляюсь желанию прикоснуться к нему снова.

Риа качает головой, сглатывая, снова обхватывая руками свой пустой стакан, внутри которого только что растаял лед.

— В любом случае, я знаю, что ты проходишь через свое собственное дерьмо, — говорит она на выдохе. Ее взгляд скользит мимо меня, и как раз в тот момент, когда я собираюсь сказать ей, что я бы предпочла иметь дело с ее дерьмом, чем смотреть на свое собственное, она добавляет: — Сатана наблюдает за тобой.

Небольшая улыбка появляется на моих губах при этом прозвище. Лично я всегда думала, что Люцифер — это демон. Но, наверное, это просто вопрос перспективы.

— Я знаю, — говорю я ей, не глядя на Джеремайю позади меня. Я не сомневаюсь, что танцовщица все еще у него на коленях.

Он даже не шлюха, так что я не знаю, зачем ему притворяться таковым. У него было много женщин, но он ненавидит людей в целом. Чтобы они сидели у него на коленях, флиртовали с ним?

Я знаю, что он пытается сделать.

И иногда… это почти работает.

— Хочешь пойти и остановить его, пока эта цыпочка не трахнула его прямо здесь, на глазах у всех? — спрашивает Риа, оглядываясь на меня, ее лицо покраснело от того, что происходит у меня за спиной.

Я пожимаю плечами, даже когда мой позвоночник напрягается, а кровь теплеет.

— Я приехала сюда не для того, чтобы изменять своему мужу.

Я приехала сюда, потому что Джеремайя может защитить меня. Потому что он… безопасность.

И я нуждалась в этом. Даже от самого Люцифера.

Но я не разобью его сердце, связав себя с Джеремаей каким-либо другим способом. Я не могу. Он никогда не простит меня, и пока я не узнаю, что нет способа исправить то, что разрушено между нами, я не собираюсь даже думать о том, чтобы переступить эту черту.

Риа смеется, но смех этот нервный.

— Похоже, тебе не придется, — бормочет она под нос, так тихо, что я едва ее слышу. Ее глаза поднимаются вверх, следя за кем-то позади меня, и я чувствую его присутствие за мгновение до того, как она начинает выскальзывать из кабинки, прихватив с собой свой бокал, и говорит: — Извини.

Она колеблется, затем добавляет: — Может быть, когда мы закончим здесь, в аду, мы сможем вернуться и понежиться в джакузи? — она вскидывает бровь, но не дожидается моего ответа, прежде чем уйти.

Черт.

Рука Джеремайи ложится на мое плечо, его пальцы впиваются в мою футболку, когда сиденье кабинки сдвигается позади меня.

— Развлекаешься? — спрашивает он у меня за спиной, его голос низкий.

Я вдыхаю, вдыхаю его чистый аромат.

— Очень, — говорю я ему, закатывая глаза, незаметно для него. Я все еще нахожусь под углом от него, мои пальцы сжимают бутылку с холодной водой, ощущая конденсат на своей коже. Я ставлю бутылку между бедер, чувствую прохладу через леггинсы и пытаюсь удержать ее. Чтобы успокоить тепло под моей кожей от близости Джеремайи.

— Почему ты не смотришь на меня, детка? — шепчет он, и его рот оказывается прямо над моим ухом, заглушая шум клуба.

Я напрягаюсь, прикусываю язык и на секунду зажмуриваю глаза.

Потому что я боюсь, что если я это сделаю, то растаю для тебя. Уступлю тебе.

Но прежде чем я успеваю что-то сказать или сделать, его рука покидает мое плечо и доходит до подбородка, пальцы смыкаются на моей челюсти, и он поворачивает мою голову к себе, притягивая меня обратно к своей груди.

Я стискиваю зубы, снова сминаю пластик под пальцами, глядя ему в глаза, его темные брови изогнуты дугой, когда он смотрит на меня сверху вниз.

Его левая рука лежит в кармане черных брюк, сшитых на заказ, и я удивляюсь шрамам на его руке.

Но я не позволяю себе думать об этом.

Если я подумаю, если я вспомню, как он пострадал из-за меня… мне будет гораздо труднее вспомнить все способы, которыми я могу навредить своему мужу, если я уступлю.

Он надавливает большим пальцем на мою нижнюю губу, оттягивая ее вниз, а уголки его полных губ растягиваются в мягкую улыбку.

— Ты в порядке, детка?

Я тяжело сглатываю. Когда он называет меня так, детка, мне трудно дышать.

— Да, — лгу я, мой рот двигается под его большим пальцем. Я думаю о ноже, пронзившем мою футболку прошлой ночью. Странное, больное чувство юмора Джеремайи.

Как сильно оно меня не беспокоит, хотя я знаю, что должно.

Он проводит большим пальцем по моим губам и придвигается еще ближе, так что я оказываюсь прижатой к нему. Я вижу, как мышцы его плеч напрягаются под рубашкой. Я видела его без рубашки так много раз за последнее время, на наших тренировках по утрам, что у меня должен быть иммунитет к тому, насколько он подтянут.

Но это не так.

Он наклоняет голову, его глаза опускаются к моему рту.

— Ты лжешь, детка?