Разушенный мальчик (ЛП)

Ее отец уже ближе.

На одну-единственную секунду я задумываюсь о том, что могу пожалеть об этом. Что ее наебали так же, как и меня.

Но потом я думаю о Сид Рейн.

Я думаю о ней в той клетке. В темноте. Бьющуюся головой о железные прутья в надежде расколоть череп. Спала лицом вниз в собственной моче, потому что двигаться было слишком тяжело, это стоило слишком много драгоценной энергии. Я представляю себе все способы, которыми она могла хотеть покончить с собой. Пыталась ли она когда-нибудь использовать бандану, как я, чтобы повеситься в пространстве, в котором она не могла даже сидеть? Находила ли она когда-нибудь острие своего ящика, чтобы впиться в запястья? Чтобы истечь кровью, голодной и одинокой?

Были ли у нее когда-нибудь руки связаны так крепко, что она получила необратимые повреждения?

Что еще они с ней делали?

Они изнасиловали ее?

Минута жалости, которую я испытываю к девушке подо мной, прошла. Ее кормили. Одевали. Она не была самой любимой сестрой, но о ней, черт возьми, заботились.

Маниакальная улыбка кривит мои губы, потому что я знаю, что не собираюсь останавливаться.

Я и так голый, как и почти все десять лет, что я провёл в этом доме ужасов.

Они все заслуживают того, чтобы сгореть нахрен.

Я отпускаю ее горло, тянусь к своему члену между нами, поворачиваюсь и смотрю на ее отца.

Он тоже плачет, эти мертвые глаза полны скорби. Все эти годы я не видел на его лице ни одной эмоции. До этого момента.

— Да, — дразню я его, улыбаясь, когда нахожу ее вход, и она хнычет, — теперь ты что-то чувствуешь, ублюдок?

Глава 1

Дождь — единственное, что заставляет меня чувствовать себя живой в эти дни, а сегодня он подобен гребаному цунами. Мои волосы разметались по спине, футболка прилипла к моей промокшей коже, дождевая вода и пот смешались в черной, промокшей ткани. Жирные теплые капли без устали падают с ночного неба, а вдалеке я слышу раскаты грома и вижу, как над пологом леса сверкает молния.

Я знаю, что должна повернуть назад, но в последнее время я бежала до тех пор, пока не переставала дышать, а сейчас я все еще, черт возьми, дышу.

Несколько ночей здесь недавно я мечтала о том, чтобы остановиться совсем.

Я перепрыгиваю через лужу, мои кроссовки мгновенно промокают, вода брызгает на мои открытые икры. В Северной Каролине было слишком жарко, чтобы носить брюки, хотя сейчас только апрель. Я представляю, что лето будет пыткой.

Особенно если я все еще буду беременна, когда оно наступит.

Я встряхиваю головой, пытаясь избавиться от этой мысли, мой мокрый хвост хлещет меня по лицу. Вытирая запястьем брови, я моргаю, пытаясь прояснить зрение. В темном лесу за моим новым домом и так трудно видеть в любую ночь, а в такой ливень это почти невозможно.

Тем не менее, я не останавливаюсь.

Мое сердце колотится, грудь вздымается, икры начинают болеть, но я продолжаю идти, дождь хлещет по каждому дюйму моего тела.

Постоянный натиск — это больше, чем атака. Это напоминание.

Я жива.

Я все еще могу чувствовать.

Ускоряясь, лес проносится мимо, и в последний момент мне приходится увернуться от низко нависшей ветки, чуть не вывихнув лодыжку, так как кроссовка поскользнулась в грязи. Но я поправляю себя и продолжаю бежать, пока не думаю, что могу потерять сознание, и перед глазами не появляются белые пятна.

Я откидываю голову назад и открываю рот, позволяя воде попасть на язык, и перехожу на быструю ходьбу, мои легкие почти разрываются, пульс такой громкий, что я слышу его в своей голове, даже сквозь грозу.

Молния ударяет снова, когда я закрываю рот и опускаю подбородок, упираясь руками в колени, когда я останавливаюсь.

Искры освещают деревья над головой, с силой пронзая сине-черное небо. Но они освещают и кое-что другое, и внезапно мне действительно становится трудно дышать.

Я выпрямляюсь, сжимаю руки в кулаки и делаю шаг назад, страх ползет по позвоночнику. Дождь шумит вокруг меня так громко, что я не слышу собственного голоса, когда кричу: — Эй? желая, чтобы фигура, которую я увидела во вспышке света, знала, что я ее вижу.

Ответа нет. Даже если бы он был, буря заглушила бы его. И все же у меня странное чувство, что кто бы это ни был, он здесь не для того, чтобы разговаривать.

Блядь.

Я делаю еще один шаг назад, тянусь к молнии на верхней части шорт сзади, пытаюсь расстегнуть карман скользкими пальцами. Я чувствую липкость. Холодно.

Я не должна была этого делать.

Каждую ночь я отключала сигнализацию в доме и пробиралась через задний двор, где, как я знаю, нет охраны, потому что Джеремайя хотел дать мне хоть какое-то подобие нормальной жизни.

Он хотел доверять мне.

Иногда он работает допоздна, его график непостоянен, поэтому у меня в кармане тоже есть ключ на случай, если он заперся и случайно запер меня, не зная, что я здесь.

Но сейчас, когда мне удается открыть молнию, я достаю не ключ.

Это нож.

Я нажимаю на защелку и крепко сжимаю рукоятку, делая еще один шаг назад, моя рука дрожит.